— И вам счастливо, — сказал Трунов, — как-нибудь, ребята, — и пошел к пулемету, стоявшему на холмике, у станционной будки. Там ждал его Андрюшка Восьмилетов, барахольщик.
— Как-нибудь, — сказал ему Трунов и взялся наводить пулемет, — ты со мной, што ль, побудешь, Андрей?..
— Господа Исуса, — испуганно ответил Андрюшка, всхлипнул, побелел и засмеялся. — Господа Исуса хоругву мать!..
И стал наводить на аэропланы второй пулемет.
А аэропланы залетали уже над станцией все круче, они хлопотливо трещали в вышине, снижались, описывали дуги, и солнце розовым лучом ложилось на желтый блеск их крыльев.
В это время мы, четвертый эскадрон, сидели в лесу. Там, в лесу, мы дождались неравного боя между Пашкой Труновым и майором американской службы Реджинальдом Фаунт-Ле-Ро. Майор и три его бомбометчика выказали уменье в этом бою. Они снизились на триста метров и расстреляли из пулеметов сначала Андрюшку и потом Трунова. Все ленты, выпущенные нашими, не причинили американцам вреда, и они улетели в сторону, не заметив эскадрона, спрятанного в лесу».
Оказывается два отъявленных мерзавца — убийца безоружных пленных и отпетый мародер, убивавший их десятками, — на самом-то деле, герои. И сознательно жертвуют жизнью ради спасения товарищей!
Можно, конечно, выразить сомнение: могли ли летчики разглядеть эскадрон, спрятавшийся в лесу? Но вот, что совершенно бесспорно: в составе 7-й (имени Костюшко) эскадрильи, которой командовал майор Фаунт-Ле-Ро, ни одного бронированного самолета не было. Для чего же они понадобились Бабелю?
Наверное, для того, чтобы подчеркнуть бессилие человека перед западной техникой и, одновременно, провозгласить величие человеческого духа.
А, может быть, здесь кроется намек:
«На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее — как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала»…
«Откровение Иоанна Богослова» (9:9–10) — описание саранчи, посланной на землю Пятым Ангелом.
И тогда многое проясняется: злодеяния переполнили чашу Господнего терпения, и Бог наказывает грешников. И Трунов с Восьмилетовым понимают, что пришел час Божьего Суда, от которого не убежать. Трунов пишет последний в своей жизни приказ: «Имея погибнуть сего числа…», после чего обращается к Восьмилетову:
«ты со мной, што ль, побудешь, Андрей?..
— Господа Исуса, — испуганно ответил Андрюшка, всхлипнул, побелел и засмеялся. — Господа Исуса хоругву мать!..»
Восьмилетова близкая смерть вначале напугала, а потом вызвала смех… Чему он смеялся? Тому, что Господь наказывает его при жизни, а, значит, не нужно больше мучительно ждать воздаяния за смертные свои грехи и душа его спасется.