Она спохватилась.
— Ой, прости. Я… я тебя не обидела?
Альвах нашел в себе силы дернуть головой.
— Не обидела, — прошептал он.
Бьенка погладила его по щеке.
— Ты не обращай внимания, — она грустно усмехнулась. — Я, ну… болтаю, сама не знаю что. Батюшка все повторял, что я странная. И братец мой, Бертольф, тоже говаривал. Что, ну… мой язык доведет меня до беды. И вот… довел.
Она помолчала. Альвах молчал тоже, прижимая руки к низу живота, и с тревогой прислушиваясь к корчам отбитого нутра.
Однако, долго сидеть молча Бьенка не могла. Дав роману лишь короткую передышку, она заговорила вновь, совсем как ранее — быстро и бессвязно.
— Я-то думала, эт не я странная, это они, ну… Не понимают. А теперь… — она вздохнула. — Теперь вижу, что они были… ну, правы. Я… эт самое, как в глаза тебе взглянула, так и сразу… Ну, сразу господина Марка там увидела. Инквизитора, который меня ведьмой назвал, представляешь? — дочь кузнеца неуверенно улыбнулась. — Да так… так ясно. Наверное, потому что ты тоже романка. Вот так вот. Не могу… его забыть. Ну, не потому что он Инквизитор… А просто потому что… Не знаю. Не знаю! У него такие глаза… и… его судьба… Я совсем немного умею читать… В общем, с ним случилось что-то плохое. Я… ну, пыталась его предупредить. А он не поверил. Ушел за той ведьмой, и… и сгинул. И я вот все думаю — как он там? Что с ним? Дурочка я, правда? — Бьенка дернула губами и улыбнулась снова. — Спалят меня скоро, как чучело из соломы, что по весне во славу Лея в поле жгут. А я все не могу забыть… своего погубителя.
Альвах поднял голову. Тело его пекла боль, душу — жгучий стыд.
— Любишь? — прямо спросил он. Бьенка вздохнула, звякнув цепью.
— Он не плохой, — словно убеждая саму себя, неуверенно пробормотала она. — Он… он просто… Ну… Да, люблю, — она отвернулась от Альваха, прислонившись спиной к стене. — С тех пор, как… Ну, как в глаза ему посмотрела. И… — дочь кузнеца помолчала. По-видимому, это был тот редкий миг, когда она сразу не нашла слов, чтобы продолжить. — И скучаю о нем. Очень. Понимаю, что глупо, но…
Она снова посмотрела на подругу по несчастью, которая, морщась, кусала губы.
— Я точно глупая, — Бьенка в который раз вздохнула. — Тебе больно, а я… говорю о всякой ерунде. Просто я… ну, долго уже сижу, и… много думаю. Ты первая за много дней, с кем можно поговорить. Вот я и… Прости меня.
Альвах снова промолчал. Впрочем, Бьенке собеседник был важен только из-за наличия у него ушей.
— Ты вот не поверишь. Мне теперь и умереть не жалко. Все равно без него… Тоскливо. И муторно, — она вздохнула в бессчетный раз. — А он… такой гордый. Что я для него? Так… просто деревенская девка, ведьма. Мизинца его не стою…