Какое-то время посланник Святейшего смотрел на вцепившегося в его запястье велла. Старики отпустили его и теперь Альвах и Бертолф были один на один. Прошло несколько тягостных мгновений.
— Вы, я вижу, здесь, в своей деревне, решили, что если живете в захолустье и отстреливаете здешнее зверье, то закон вам не писан, — тихо заговорил, наконец, Инквизитор, обводя взглядом застывших рядом капитана Вилдэра и кузнеца. — Позволяете себе речи, за которые в любом другом месте уже были бы приговорены к вырыванию языка. Порочите Храм и его слуг. Позволяете себе сомневаться в копм… компетенции посланника самого Святейшего! Оспариваете мои решения, как будто это вашего ума дело, — он снова опустил взгляд на так и не сумевшего освободиться из его хватки Бертолфа. — Прямо теперь не смогу тебе доказать, что мое рождение произошло не в Ночь Голубой Луны, — он стиснул пальцы, выдирая волосы велла с корнем, и заставляя того морщиться от боли. — Но когда я повезу твою сестру в столицу, у нее будет множество возможностей убедиться, что мое появление пришлось на день самого Великого Солнцестояния, что знаменует пик мужской силы Светлого Лея.
Он отбросил юношу назад. От сильно толчка велл едва удержался на ногах. Альвах заставил себя успокоиться. Семейством ведьмы определенно стоило заняться. Но не теперь. Время для этого еще придет.
— Вам следует следить за тем, что говорят и как думают вверенные вам люди, капитан, — ровно, почти буднично проговорил он. — Если я когда-нибудь еще хоть раз от кого услышу подобные, — Инквизитор кивнул на Бертолфа, — разговоры, вас… Я имею в виду — всех вас, не спасет даже близость Прорвы.
— … и ты изначально позволил сопляку так с собой разговаривать?
Альвах поморщился. Ожидаемый вопрос вызвал только раздражение. Впрочем, справедливо было бы отметить, что к дурному настроению Инквизитора располагал не один только этот вопрос.
Выехать засветло, как предполагалось накануне, не вышло. Еще до рассвета Альваха разбудили с мрачным известием — все имперские кони, на которых прибыли посланники Святейшего, пали. Отвратительная желтая пена на мордах была красноречивым свидетельством того, что в корм либо питье была подмешала отрава. Бледный даже в свете неродившегося утра конюх клялся самыми страшными клятвами в своей невиновности. Взбешенный Альвах поверил ему сразу. Кто был виновен, он догадался и так.
Догадка подтвердилась отчасти. Ворвавшиеся в дом кузнеца посланники Святейшего обнаружили главу семейства вусмерть пьяным. Едва помнившая себя от горя и страха кузнечиха подтвердила, что с вечера муж пришел один, без дочки и без сына, и тут же приложился к погребному бочонку. Бертолф же так и не возвращался домой. Поиски по всему поселку не дали результата — сын кузнеца бесследно исчез.