Альвах, которому из-под чана было слышно все, до последнего слова, замер, точно пораженный громом. Де-принц предлагал за его возвращение огромную, запредельно щедрую награду. Получивший столько велл мог жить безбедно, не работая, до самой старости, и обеспечить всех своих детей и, даже, соседей. Роман с тоской понял, что пропал. Едва велл обретет голос — он выдаст беглянку с головой, пусть даже ему будет множество раз ее жаль. В который раз с тех пор, как был обращен в женщину, стиснув зубы, Альвах приготовился с достоинством встретить то, что его ожидало. Если здесь было уместно говорить хоть о каком-то достоинстве.
Меж тем, охотник прокашлялся. Сопровождавшие де-принца конники награждали друг друга выразительными взглядами.
— Ну, так что? — Дагеддид свистнул, подзывая пса. — Не вспомнил? Хоть что-нибудь? Может, ты видел, но не обратил внимания?
Хозяин дома моргнул и с усилием мотнул головой.
— Если бы! Но я… клянусь, я непременно брошу все и побегу ее искать! Порви меня тьма, если я не найду эту романку живее прочих!
Сплюнув у его ног, де-принц повернул коня. Всадники развернулись следом, направляясь к лежавшему среди полей поселению. Последним медленно, словно не желал уходить, трусил черный пес.
Охотник смотрел им вслед, пока они не превратились в плохо видимые глазу темные точки. После чего обошел дом. К этому времени огонь уже погас, но гарь продолжала дымиться. Еще раз поднатужившись, он приподнял чан, обнаружив под ним то, что и оставлял — замурзанную сажей и варом, драгоценную романку. Романка лежала на земле, обняв себя за плечи и скорчившись среди остатков вонючего скорняцкого зелья.
Судя по ее тревожно подрагивавшему, искажавшемуся лицу, девушка спала крепким, почти мертвым сном.
Альваху было тепло. Впервые за долгое время он не сотрясался от холода и не корчился от болей. Разомлевший бывший Инквизитор вытянулся на чем-то мягком, под чем-то теплым и, наконец, соизволил открыть глаза.
Первым, что он увидел, был обращенный на него взгляд смутно знакомого велльского мужа. Муж этот сидел у очага, помешивая ложкой в булькавшем котелке. Обнаружив, что на него смотрят в ответ, велл отвернулся и с повышенным усердием принялся колупаться в густой и пахучей похлебке.
Альвах почувствовал, как у него подводит живот, который, должно быть, так втянулся от голода, что уже прирос к спине.
— Лей милосерден, ниспослав нам доброе утро, — поприветствовал романа велл, склоняясь над котлом. — Я приготовил тебе одежду. Если сможешь подняться — облачись, и будем завтракать, что Светлый дал.