В ветвях деревьев зашумел сильный ветер, в котором многим солдатам послышался отзвук потустороннего издевательского смеха. Почти в унисон древнему гимну вторили многочисленные лягушки и козодои, отозвавшиеся ото всех уголков болота. Черный омут подернулся крупной рябью, по нему расходились большие круги, из воды выпрыгивали причудливые рыбы, какие, насколько знал Алиор, никогда не водились в здешних водах. Появлялись и другие еще более непонятные твари. Алиор едва удержался от крика, когда ему на колено прыгнуло омерзительное существо, — стеклянисто- прозрачное, с огромными выпуклыми глазами, это отродье напоминало помесь паука и креветки, только размером с большую крысу. Содрогнувшись от отвращения, атлант брезгливо сбросил тварь, карабкающуюся вверх по его ноге, обратно в воду.
Между тем ломарский ритуал приближался к своей кульминации. Песнопение прекратилось, — теперь жрицы Черного Бога один за другим старательно произносили одно слово или звук. Алиор вспомнил, что в магии ломарцев много внимания уделяли руническим песнопениям и что руны, произнесенные в определенной последовательности, приводили в движение настолько ужасные силы, что о них не могли даже помыслить смертные. При этом жрицы Бога-Жабы извивались, словно змеи в причудливом и развратном танце, который спустя тысячелетия будут исполнять вакханки в своих самых жестоких и извращенных обрядах. Жрецы же произносили имя которое даже триремарх, несмотря на все свое невежество в ломарском языке мог определить как — «Тсатхоггуа». Все это сопровождалось размеренными ударами бубна Калавайма.
Но центральная роль в мрачном обряде все-таки принадлежала Сальме. Чем дольше выводили свои рулады жрицы, тем более непроницаемым и отсутствующим становилось выражение её лица. И без того бледное, сейчас из него вовсе исчезли все краски, даже алые губы стали пепельно-серыми и все время подрагивали. Глаза жрицы закатились, пальцы то сжимались, то разжимались словно хватая что — то, из приоткрытого рта стекала струйка слюны. И чем громче пели свои заклинания ломарцы, тем беспокойней вела себя их жрица.
Алиору нравилось это все меньше и меньше. Он бросил быстрый взгляд на черную воду- из неё уже перестали выпрыгивать всякие твари, черная гладь стала ровной как зеркало. Смолкли все шорохи и крики в окрестных зарослях, притихли лягушки, даже ветер перестал шуметь в вершинах деревьев. Вся природа замерла, трепеща от ужаса, и Алиор трепетал вместе с ней, в ожидании чего-то страшного.
Удары бубна вдруг резко прекратились и одновременно с ним смолкли и чудовищные песнопения. Вперед к воде шагнул Калавайм и резко развернулся в сторону вошедшей в транс девушки.