— Глаза твои открыты глубинам Мрака, Дщерь Тсатхоггуа! — резко выкрикнул ломарец. — Что видишь ты во Тьме пещер, где таится наш Господин? Кто из детей Его покидает Изначальную Бездну? Чья тень идет на свет костров? Укажи ему путь к нам, Сальме!
Девушку колотило, словно в лихорадке, глаза, до этого пустые и безжизненные, внезапно вспыхнули безумным блеском. Лицо Сальме исказила мерзкая гримаса, с трясущихся губ срывались какие-то бессвязные звуки. Синий плащ упал с трясущихся плеч, оставляя её обнаженной. По бледной коже сбегали крупные капли пота, из носа стекла струйка крови. Неожиданно Сальме вскочила на ноги и разразилась совершенно безумным хохотом, перешедшим в дикое завывание. Алиор с содроганием увидел, что теперь глаза жрицы светились своим собственным желтым светом. Затем, издав истошный вопль, жрица рухнула на землю и забилась словно в падучей, из её рта пошла кровавая пена. Двое жрецов бросившихся удерживать её, были отброшены в разные стороны — хрупкое тело девушки наполнилось нелюдской силой.
Калавайм единственный сохранял некое спокойствие. Обернувшись к остолбеневшему Алиору, ломарец сделал условный жест. Опомнившийся триремарх подал сигнал солдатам, стоявшим возле связанных пленников. Воинская дисциплина победила страх перед сверхъестественным, — все они четко и слаженно дернули за концы ремней охватывающих шеи провинившихся каторжников. Сдавленный хрип, вырвался из пяти глоток и пять дергающихся тел закачались на ветвях деревьев. Черный Бог получил свою жертву.
Сальме, шатаясь поднялась на ноги. Её волосы были всколочены, все тело было в синяках и покрыто комками грязи, глаза горели неистовым фанатизмом.
— Вижу!!! — истерически кричала она. — Вижу черные глубины Н, кая, мира вечного мрака. Вижу свет Цорканоша, темной звезды с которой спустился на землю великий Тсатхоггуа. Страшные тени бродят во мраке, сыновья Великих Древних поднимаются из Изначальной Бездны, голодные и вожделеющие! Йа, йа, Ктулху фхтагн! Великий Бог восстает из своего Города Под Водой и смертные ужасаются виду его. Иа, иа Черный Бог Н, кая я вижу порождение твое. Оно идет из бурлящих глубин Вечного Хаоса, полное ненависти к миру! Приди, приди, приди! Во имя Ийга, Нуга и Того, Чье Имя Не Может Быть Названо! Й, ии- каа, кхаа-бхо-ии!
Выкрикнув еще несколько совершенно непроизносимых слов и имен, Сальме без сил рухнула на землю, едва не угодив в костер. Алиора словно кто-то подтолкнул оглянуться на водную гладь. Он сразу понял, что что-то изменилось, но сразу и не понял, — что. Потом ему показалось, что и без того черная поверхность омута потемнела еще сильнее. Он не мог поручиться, что это ему не мерещиться, но видел, что теперь перед ним видна совсем уж непроглядная чернота, в которой даже не отражаются отблески костров. И посреди этой сплошной черноты, наблюдалось какое-то движение. Алиор оторопело смотрел, как в самом центре омута вода (если это была еще вода) словно вспучилась горбом, быстро превращающимся в огромный пузырь. Он раздувался все больше и больше, потом лопнул с оглушительным хлопком, распространяя кошмарную вонь. Словно болото разом исторгло омерзительный смрад всего того, что веками гнило и разлагалось на дне. Вслед за первым пузырем, на поверхности воды стали вздуваться и лопаться другие, наполняя воздух отвратительными миазмами. Вновь всплывали рыбы и другие водяные гады, — только теперь кверху брюхом. Под волнующейся водой наблюдалось какое-то движение: словно некое огромное существо металось в черных глубинах, но не могло вырваться наружу. Калавайм шагнул вперед и прокричал фразу из нескольких слов, одновременно ударив в бубен.