– Мне кажется, ты задумал что-то, – как можно мягче сказал Назарянин.
Иуда резко обернулся, обжег его долгим острым взглядом, снова опустил голову.
– Уйди, – тихо, беспощадно сказал он. – Это только мое бремя… мой выбор…
Иисус не уходил.
– Я знаю, ты сделаешь все, как надо, не позволишь им все испортить… – еще тише произнес Иуда. – Уходи, пожалуйста!
– Иуда! – Иисус ласково опустил руку ему на плечо.
Он вскочил, отстранился.
– Уйди! Не надо!.. – он медленно отступал, выставив руки в запретном жесте. – Мне… ты не поможешь! – он бегом бросился прочь.
Иуда бежал, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг. Грудь его разрывалась, голова горела. Душа, измученная, истерзанная, раздираемая сомнениями, страхом, бременем решения, рвалась наружу, пылала, сжигая его… Иуда рухнул на колени, из его груди вырвался страшный отчаянный крик, отдавшийся многократным эхом в холмах:
– Господи-и-и-и!..
Его затрясло, по щекам потекли слезы. Дрожащими руками он закрыл лицо. Слезы не принесли облегчения. С усилием выпрямившись, он молитвенно поднял руки.
– Господи! Боже правый!.. Я знаю, Ты слышишь меня, Ты читаешь в душе моей и видишь мои муки!.. Господи! Об одном прошу – дай мне знак, что такова Твоя воля! Боже, ты слышишь?! Я сам все сделаю! Сам! Только… молю, избавь меня от сомнения! Боже Правый! Высока Твоя цена, беспощадна кара Твоя! Я готов принять ее, Господи! Но мне надо знать… Слышишь?! Мне надо знать, что я прав, что я правильно понял Твой замысел! Что это не будет напрасным!.. Боже праведный! Делай со мной, что хочешь, но дай мне ясный знак воли Твоей… Слышишь! Дай же мне знак! Пощади меня, Господи!..
Руки бессильно упали. Он скорчился, словно в приступе боли.
– Боже! Я же только человек!.. За что мне такое бремя? Как мне вынести его?! Господи! не помощи прошу – знаю, никто мне не поможет!.. Но не надо больше испытывать меня! Боже Правый, Ты же видишь – я решаюсь! Я готов! Так дай же мне знак, что я не ошибся! Ответь же мне, Господи! Хоть раз ответь мне!.. – Иуда бессильно осел на землю.
Когда он вернулся к действительности, приближался вечер. Он с трудом поднялся, его шатнуло – никогда еще он не чувствовал себя таким слабым и разбитым. Но голова была на удивление ясной. Иуда горько, издевательски засмеялся. В полной тишине этот смех звучал почти демонически, суровые холмы Иудеи ответили ему гулким грозным эхом.
Он медленно брел без дороги. Тяжелая усталость сковала тело, каждый шаг давался с трудом. Он не сразу заметил, что небо закрыли тучи, и остановился в изумлении, когда долину накрыла темнота. Его окружало безмолвие. Казалось, все движения, все звуки замерли, исчезли вместе с солнцем, пустыня навеки застыла в серой мгле молчания. Время тоже словно остановилось. Ледяной озноб сковал все его тело, заставил замереть сердце.