Когда после стольких лет я перечитывал роман, припоминая и сопоставляя свои юношеские и теперешние впечатления, я по-новому оценил мастерство, с которым написана эта глава. Нельзя не восхититься неожиданным и таким внутренне совершенно оправданным приемом художника, как тирада Безайса о Марксе, который отодвигает в сторону «Капитал» и говорит Энгельсу: «А знаешь, старина, это будет шикарно!»
У романа «По ту сторону» есть удивительное свойство: по своей лексике он кажется написанным не несколько десятилетий назад, а вчера. Представьте, что вы читаете его в первый раз, и вам почудится, что он недавно был напечатан в журнале «Юность»: его герои острят и «треплются», как герои повестей нашей молодой литературы, как современные студенты, геологи или физики, только, пожалуй, с бо́льшим вкусом. По манере думать и говорить, по целомудренной запрятанности внутреннего пафоса в притворное легкомыслие, в небрежность и в беззаботную шутку Безайс и Матвеев ближе к современной молодежи, чем герои иных произведений, написанных совсем недавно. В этом смысле паутина старомодности нигде не коснулась здания романа. К сожалению, этого нельзя сказать о многих книгах — ровесницах «По ту сторону». В чем тут причина? Может быть, писатель угадал и зафиксировал какие-то слагавшиеся уже тогда коренные психологические черты молодого участника революции, а не только наносные и поверхностные, меняющиеся чаще, чем мода на узкие или широкие брюки?
Еще одна замечательная черта в романе — юмор. «Многое казалось Безайсу смешным, это была его особенность» (записные книжки Виктора Кина). «Мир был покрыт пятнами смешного» (там же). Не острословие персонажей, часто делающееся утомительным в иных произведениях, а всеобъемлющая атмосфера юмора, с которой никогда не уживаются ходульность и выспренность. Правда, это и личная черта Виктора Кина, всегда ему присущая. О его тонком и изящном юморе вспоминают решительно все, сколько-нибудь близко знавшие писателя. В его манере шутить было нечто естественное и органичное, причем он никогда не был «остряком». Мало того, его раздражали люди, острившие, так сказать, специально: это казалось ему прежде всего проявлением дурного вкуса, а с дурным вкусом он никогда не мирился.
В период своей работы в Италии Кин навестил в Сорренто Алексея Максимовича Горького, которому очень нравился роман «По ту сторону», и услышал от него определение природы своего юмора — как близкого к англосаксонскому. Замечание тонкое и верное, и тут есть о чем задуматься.
Откуда у сына борисоглебского паровозного машиниста Павла Ильича Суровикина англосаксонский юмор? Но мир влияния литературы неделим: американские девушки влюбляются в Наташу Ростову, английский начинающий писатель-шахтер ночами читает Чехова, Павка Корчагин бредил Оводом, а борисоглебские и арзамасские мальчишки упивались растрепанными томами приложений к журналу «Природа и люди» и желтенькими книжечками «Универсальной библиотеки», впервые в России печатавшей Джека Лондона. Кии учился у Марка Твена и Джека Лондона, Стивенсона и Киплинга.