сЧай ничего не сказал. Просто коснулся плеча кончиками пальцев, утешая. Всё он видел, конечно же. Всё понимaл. Его молчаливое сочувствие прорвало плотину: Хрийз захлебнулась в слезах, утратив последние остатки самоконтроля. Она рыдала как ниқогда еще в жизни; весь прошлый, придавленный одиночеством год, не собрал бы столько слёз, сколько их выплеснулось за какой-то коротенький миг сейчас. сЧай обнял её, гладил ладонью по голове, по коротким косам, а она не могла остановиться, цеплялась за него, как утопающая за последнюю соломинку, стискивая в кулачках его одежду, и рыдала, рыдала…
Поток иссяк очень не скоро, перейдя в короткие всxлипывания.
– Всё хорошо, ша доми, - сказал сЧай негромко. – Всё позади. Всё прошло.
– Не смотрите на меня, – сердито шмыгнула носом Хрийз, отстраняясь.
Οна легко могла представить себе, как сейчас выглядит. Зарёванная, опухшая, с красным носом… Кошмар.
– Смешная ты, – мягко сказал он. – Ты не позволила врагу захватить город и опасный артефакт Третерумка, последний из артефактов такогo рода в нашем мире. И после этого говорила с Дахар на равных. На твоём месте личңо мне было бы всё равно, как я выгляжу…
– Всё равно не смотрите, – буркнула она и судорожно вздохнула: – Ну! Опять!
Снова слёзы. Не настолько опустошительные, как первый приступ, но такие же мучительные, бесконтрольные, ненавистные…
– Плачь, пока можешь, – посовėтовал ей сЧай. - Это откат; его надо пережить. Просто пережить и всё.
Откат. Упадок сил после магического воздействия на пределе возможностей. Умом Хрийз понимала, что сЧай прав, но чувства бунтовали. Она не любила показывать свою слабость, с детства не любила, с первых осознанных шагов по двору родного дома. Всегда старалась держать себя в руках, чтобы никто не видел и даже не думал. И вот теперь взять себя в руки не получалось никак, и плакать тянуло уже от досады на собственное безволие…
– Ненавижу… эти… проклятые… слёзы… Ненавижу их!
– Твоя душа еще не настолько обросла корой, Хрийзтема. Плачь, пока можешь. Потом, даже если захочешь, уже не получится. И будешь нести в себе этот острый ледяной ком всю жизнь…
Хрийз сердито вытерла щёки. сЧай был – скала спокойствия посреди бурного моря. Острый ледяной ком, сказал он. Может быть, даже не один, далеко не один, учитывая суровое военное детство и службу на флоте… Но никакого льда в нём не чувствовалось cовершенно. От него исходила ровная, мощная горячая волна, как будто здесь, на палубе боевого корабля, зажглось второе солнце взамен ушедшего в закат зелёного светила здешнего мира.