Волной обрушился болотный гнилостный запах разложения, ледяной ветер ударил в лицо, закрутился вихрем вокруг тела и затылок ударился обо что–то твёрдое. Хрийз схватилась за раслин и – уроки Кота Твердича не прошли даром! – позвала того, кто единственный мог им помочь сейчаc. Ненаш Нагурн, как она доподлинно знала, спал сейчас в обнимку с лечебными гладиолусами, так что оставался только его старший, больше никого из упырей она не знала, разве что Дахар, но Дахар была далеко. Канч сТруви. Девушка еще успела воспринять ответный отклик. И мир взорвался темнотой и болью.
Сознание включилось рывком: Хрийз увидела тонкий стебелёк, пробившийся сквозь трещину в камне, трилистник, лиловые шарики цветов – клевер. Медовый запах смешивался с запахами болотной гңили, свежепролитой крови и чистой морской воды. Во рту стоял гадкий привкус, ныли зубы, затылок свербило болью. Хрийз приподняла голову. Солнце ударило в глаза, вызвав новую вспышку в разнесчастной её голове,и девушка снова на мгновение упала во тьму.
Раскрыв глаза снова, она увидела Яшку, тревожно заглядывавшего ей в лицо. Услышала пронзительные крики над головой: Яшкина любовь нарезала круги где–то в вышине, опасаясь спускаться к людям. И тут же память заставила пoдхватиться на колени: Гральнч!
Он лежал ничком, неловко подмяв под себя руку,и под ним расплывалось тёмное пятно, насыщая воздух тяжёлым железистым запахом. Сердце остановилось: умер!
-Дуралей, – сказал над нею усталый капитанский голос. - Мешался под руками, бестолковка. Ну,и получил своё. Учишь их, дурней, учишь, и без толку всё…
– Как вы можете! – возмутилась Хрийз и задохнулась от боли, взорвавшей затылок.
Но терять сознание было не с руки, и чудовищным усилием воли она удержалась в себе. Магический фон вокруг стремительно светлел, избавляясь от последних мёртвых пятен. Мир возвращался в солнечный полдень. Свежий морской ветер продувал воздух, выгоняя вон смрад, а костомарьи составляющие высыхали, съеживались и рассыпались пылью прямо на глазах. И в ликующем свете Жизни тусклая мертвящая аура неумершего била по нервам, отзываясь вспышками боли в пострадавшем затылке.
Хрийз переползла вперёд, заслонив собой Гральнча:
– Не дам!
Она уже чёрт знает что себе придумала, не понимая главного: если умирает душа, её надо отпустить . И другого не дано…
Канч сТруви посмотрел на неё с высоты своего роста. И напомнил устало:
– Я – врач.
– Он будет жить?
– Поглядим.
Гральнч в себя не пpиходил. Его перевернули на спину, продранная костомарьими жвалами рубашка полетела в сторону. Осталась только та, защитная, Хрийз помнила в ней каждую петлю и каждый камешек, соединённые её собственными руками. Часть рубашки почернела и оплавилась, потускневшие растрескавшиеся камни прикипели к коже.