– Нет, я узнала об этом уже здесь.
Бросив сумку на пол, Боб Тейлор складывает руки на груди, впиваясь в меня взглядом.
– Зачем же ты пожаловала, черт тебя побери?
Руфь снова хватает салфетку, дрожащими пальцами сминая ее в тугой комок. Я понимаю, что не обязана объяснять свои действия Бобу, но не знаю, как иначе выбраться отсюда. Сейчас мне хочется этого больше всего.
Боб наклоняется, приблизив лицо почти вплотную к моему, и произносит:
– Ваша семья давно уехала с острова, и никому из вас не надо возвращаться. Что бы ты здесь ни делала, это никому не нужно.
Постояв несколько мгновений, он выпрямляется и отступает, указав на открытую дверь.
– Я больше не хочу тебя здесь видеть, – заявляет он, и я понимаю, что Боб говорит не о своем доме, а об острове.
Дойдя до начала аллеи, ведущей к пабу, я останавливаюсь, пытаясь восстановить дыхание. Я не ожидала теплого приема от Боба Тейлора, но к такому я была не готова.
Сжав кулаки, я стою, не зная, что предпринять. Фрея права, я пробыла здесь двадцать четыре часа и не добилась ни единого ответа, а вопросов только прибавилось.
– Стелла!
Я оборачиваюсь. Руфь зовет меня тихо, но настойчиво, спеша по дорожке и оглядываясь на паб. Значит, Боб, скорее всего, не догадывается, что жена решилась меня догнать.
– Спасибо тебе, – произносит она.
– За что?
– За то, что поговорила со мной о Джилл. Я уже несколько лет не слышала, чтобы кто-то произнес ее имя вслух.
– О Руфь, мне так жаль, – я пытаюсь взять ее за руку, но миссис Тейлор отстраняется. – Можем поговорить о ней еще, если хотите. Я могу рассказать столько историй из детства! – продолжаю я. – Было бы неплохо встретиться где-нибудь в другом месте, где нам не сможет помешать Боб.
Прикусив губу, Руфь снова оглядывается.
– Боб не может запретить вам говорить о Джилл, – говорю я, понимая, что это не правда. – Почему он меня выгнал?
– Мне не следовало выходить, – Руфь качает головой и направляется к пабу. Чуть помедлив, она оглядывается: – Это не моя вина, я не знала, не догадывалась… – ее глаза наполняются слезами.
– Конечно, вы не могли знать, – подхватываю я, заметив, что Руфь ищет моего взгляда, и понимаю – она считает, что обязана была догадаться. – Вы не можете винить себя в ее болезни – есть вещи, на которые мы не можем повлиять.
Руфь снова качает головой, приоткрывая рот, будто готова сказать что-то, что помогло бы избавиться ей от тяжкого груза на душе. Однако она произносит:
– Ты не сможешь понять.