Выйдя из ванной, я хватаю свой детский альбом и уношу его в спальню. С облегчением вытянувшись на собственной кровати, я открываю первую страницу. Мы с мамой начали этот альбом, когда мне было десять; его первая запись – вырезка из газеты о протестах островитян против строительства бутик-отеля [5]. Я разглядываю снимок, где мы собрались все вместе, проявив солидарность; мама и Энни в первом ряду протестующих. «Энни Уэбб и Мария Харви возглавляют движение за сохранение острова в первозданном виде», – гласит заголовок. Помню, как я с гордостью вырезала статью и помещала ее в альбом.
Я перелистываю последнюю страницу, датированную третьим августа тысяча девятьсот девяносто третьего года. В моей памяти хорошо сохранился тот день. Было жарко, я разделась до купальника и стояла в саду под брызгами из распылителя для полива, когда мама вышла и закрутила кран.
– Нам нужно экономить воду. Давай во что-нибудь сыграем! – предложила она. – Может, в алфавит?
Это означало, что мы должны были по очереди называть то, что находится на острове, начинающееся с определенных букв. В то время мне нравилось приклеивать в альбом всякую всячину, которую мы находили, или же делать записи – например, о гусенице, замеченной на стволе дерева.
Я осторожно касаюсь приклеенных рядом маргаритки и пера, побуревших и поникших. Не помню, доиграли мы тогда или нет, – из памяти совсем стерлось, чем закончился день.
Я переворачиваю страницы, сосредоточенно разыскивая несуществующие подсказки, и наконец швыряю альбом на кровать, крича от бессилия. Лежа на боку, я луплю кулаками по подушке, зарывшись в нее лицом и комкая белый хлопок. Боль и безысходность терзают меня.
Это моя семья. Люди, которым я должна доверять больше всего.
Но я уже не верю никому из них.
Кабинет для допросов в Дорсете находится в задней части дома. Высокие потолки и замысловатые ковры – единственные интересные черты на этом, можно сказать, чистом холсте. Стены кремового оттенка совершенно голые, не считая электронных часов с ярко-красными цифрами и двух видеокамер, направленных на диваны.
– Вы находитесь здесь в качестве свидетельницы, – начинает Харвуд, предупредив, что наш разговор записывается. – Вы можете уйти, когда захотите. Как вы уже знаете, ваш брат задержан по подозрению в убийстве.
Я киваю, и детектив продолжает:
– Возможно, на каком-то этапе вам станет тяжело, однако разговор у нас будет, так сказать, односторонний: если у вас возникнут вопросы, мы не станем вам лгать, но, вероятно, не сможем предоставить полную информацию.