– Хорошо, – я слабо улыбаюсь и беру стакан воды, стоящий передо мной. Кровь бурлит в венах, будто кипяток, и несется, как гоночная машина по треку. Я не в силах сидеть спокойно: то подаюсь вперед, то сажусь глубже, а затем вновь сдвигаюсь на краешек стула, сложив руки на коленях.
Но я благодарна детективу за чуткость, когда он спрашивает, в состоянии ли я продолжить беседу. И еще мне приятно, что хоть кто-то говорит мне, что я не услышу лжи, даже если мне не откроют всей правды.
Детектив начинает с вопроса, что мне известно об инциденте, и я честно отвечаю – абсолютно ничего. Кажется, он удовлетворен этим ответом и переходит к общим вопросам об Айоне и моей семье: часто ли мы виделись, ладила ли я с ней и как к Айоне относились моя сестра, мать и отец.
Для начала я рассказываю, что в лето нашего знакомства я искренне считала Айону остроумной и приветливой, но именно у Бонни с ней завязались тесные дружеские отношения. Я не уточняю, что такой дружбы у сестры не было ни до того, ни, пожалуй, после.
Я рассказываю, что инициатива звать Айону на ужин исходила от мамы – стало быть, она тоже симпатизировала Айоне. Однако я умалчиваю, что, видимо, в какой-то момент приглашения прекратились, потому что последние пару недель Айона перестала к нам заходить. Я вдруг понимаю, что раньше над этим не задумывалась.
А папа… Со стесненным сердцем я рассказываю Харвуду, что они с Айоной сразу поладили: папа смешил ее своими историями. Мгновенно вспотевшие от нервного напряжения ладони я подсовываю под себя.
Недосказанное застревает в горле болезненным комом, и у меня мелькает мысль, что однажды меня могут спросить в зале суда, почему я не рассказала больше.
Но Харвуд не настаивает. Он интересуется, с кем еще Айона общалась на острове. Вопрос меня изумляет – я не поняла, к чему он клонит: ведь полицию сейчас должен интересовать исключительно мой брат.
– Это было очень давно, – отвечаю я. – Мне было всего одиннадцать лет.
Все мои ответы получились уклончивыми, и мне вдруг захотелось не разочаровать детектива.
– Я ценю это, мисс Харви, – говорит он. – Но, может быть, вы припомните кого-нибудь еще, с кем она проводила время или упоминала в разговоре?
– Вообще-то была одна девочка, – решаюсь я. Единственная, с кем я видела Айону смеющейся. – Тесс Карлтон.
Харвуд заглядывает в свой блокнот.
– Дочь Сьюзен и Грэма Карлтонов? – Он вздергивает брови. Я киваю, и он отчего-то долго смотрит на меня. – Вы говорите, они были подругами?
– Я видела, как они вместе ездили на материк, так что, наверно, были.