– Я могу войти? – привалившись плечом к стене, откровенно и недвусмысленно смотрю в темные глаза. Прямой вопрос, требующий прямого ответа. Никакого подтекста, все на поверхности. – Я хочу помочь тебе уснуть, Шерил, – поясняю для самых наивных и невинных. С Шерил Рэмси нельзя быть ни в чем уверенным. Черт ее знает, может, она до сих пор девственница, что, конечно, маловероятно.
– Твоя рука… – нерешительно мямлит девушка, хватаясь за ручку двери, как за последний оплот благоразумия. Только меня не обмануть наигранной робостью в голосе. «Нет» говорят совершенно иным тоном.
– Не отвалится, – небрежно ухмыляюсь, махнув травмированной конечностью. – На крайний случай у тебя в ванной есть аптечка.
– А в твоей ванной нет?
– В моей ванной нет тебя, Шерри, а это напрягает меня сильнее, чем угроза заражения крови.
ОЛИВЕР
Шерил молча отводит взгляд, решительно нажимает на ручку, толкая дверь, и заходит внутрь, не закрывая ее за собой. Это даже не намек, а откровенное приглашение. Отчаянно смелое, импульсивное, продиктованное древним, как мир, инстинктом. Я принимаю вызов и следую за ней в темноту спальни.
Хлопок двери за спиной, глухие шаги по ламинату. Она скидывает туфли, я – пиджак. Полумрак разбавляет струящийся лунный свет, проникающий сквозь щели между задернутыми портьерами. Его достаточно, чтобы увидеть стройный силуэт, застывший возле постели, но ничтожно мало, чтобы рассмотреть подробности, детали, все то, что Шерил Рэмси тщательно прячет от нежелательных взглядов под строгими платьями, глухо застегнутыми блузками и целомудренными юбками. Ноющая боль в руке напоминает, насколько женские робость и слабость могут быть обманчивы. Я и сейчас понятия не имею, чего ждать от Шерил Рэмси. Эта девушка абсолютно нечитаема, словно одна из ее любимых антикварных книг, написанных на древних языках, знания о которых давно утеряны. Невозможность понять содержание не отменяет стремления обладать уникальным, эксклюзивным и редким экземпляром. Это то, что заставляет коллекционеров отдавать миллионы, а после хранить вожделенный лот за стеклом, под сигнализацией.
Я не настолько одержим, мои желания носят более примитивный характер, но это не значит, что не способен оценить сокровище, угодившее мне в руки. Тем не менее свой редкий лот я предпочитаю видеть не за стеклом, а желательно под собой и по возможности голой.
Без промедления и сейчас. Рука по привычке тянется к выключателю.
– Не надо света, – Шерил останавливает меня, словно прочитав мои мысли.
Какой она будет? Смущающейся, покорной или чувственной и откровенной? Плевать, какое это имеет значение? Я нетерпеливо направляюсь к стоящей ко мне спиной девушке, в спешке срывая с себя одежду. Потребность на грани животного голода выжигает из головы все мысли, ставит в ступор своей интенсивностью, отключает боль в травмированной руке.