Можно порадоваться и поздравить себя с прохождением первого препятствия. Можно, но только вот я не запомнила комбинацию замка. Решив отложить эту проблему на потом, плотно закрываю за собой дверь и оказываюсь в густой абсолютной темноте. Жду пару секунд, чтобы глаза адаптировались к избытку черного, и направляюсь к лестнице. Она не скрипит, сделана добротно, на совесть, на века. Шерстяные носки цепляются за необтесанные деревянные ступени. Несколько заноз впиваются в подошвы ног. Неприятно, но жить буду.
– О нет, – отчаянно стону, добравшись до самого верха, где натыкаюсь ладонями на еще одну железную дверь. – Черт бы тебя побрал, Оливер. Надеюсь, ценные экземпляры твоего деда стоят моих потраченных нервов.
Итак, просчитываем шансы. Ключ у меня один, гарантии, что он подойдет, минимальны. Но даже если мне снова повезет, то… говорилось о трех замочных скважинах, а значит, будет еще одна дверь. Да у меня целый день может уйти на эти замки.
Может, ну его? Энтузиазм угас, азарт на нуле, а по спине ползут холодный озноб и мурашки. Куда я лезу? А если эта парочка – маньяки-извращенцы? У меня при себе ни оружия для самообороны, ни телефона. И навыками боевого искусства не владею. Один гребаный бесполезный ключ. Ну, в глаз смогу воткнуть кому-нибудь одному… Оливеру, например.
Выдохнув, мысленно собравшись и пересилив острое желание свалить подальше, ощупываю металлическое полотно двери. На поиск отверстия для ключа уходит несколько секунд, а вот с открытием замка пришлось повозиться подольше… Минут пятнадцать-двадцать пять. На этот момент о времени хотелось думать меньше всего. Азарт выключился, но взамен на полную силу врубилось упрямство. Ослиное. Мама говорила, что упрямая я в отца. Спасибо, папа. Пригодилось.
Нетерпеливо дернув вторую дверь, я не шагнула вперед, а в нерешительности замерла, повинуясь какому-то скрытому чутью. К тому же и шагать было некуда. Даже не напрягая зрительных нервов, я заметила железную решетку, находящуюся сразу за побежденной дверью.
Вот здесь мне становится по-настоящему страшно. Папино упрямство, детский азарт и злость на говнюка Кейна и его высокомерную сестрицу побеждает пресловутый инстинкт самосохранения. Включаются мозг и логический анализ. Поздновато, но лучше так, чем никогда. Сердце бьется, как у загнанного в угол мышонка, учуявшего хвостом, что вот-вот угодит в лапы или зубы кошки. Серой и злобной, со всклоченной шерстью на холке. Ладони потеют сильнее, чем пару минут назад, когда я, матерясь как сапожник, крутила ключ во все стороны.