Грехи и погрешности (Баев) - страница 111


Парамарибо, Монтевидео…

Он, тогда ещё лейтенант, недавний выпускник высших авиакурсов, встретил её в декабре тридцать шестого. В Овьедо, где была расквартирована иностранная добровольческая эскадрилья.

Леа. Девушка, тоненькая, как тростинка, гибкая, словно ивовый прутик. С огромными антрацитовыми глазами и роскошным водопадом чёрных, как смоль, волос. Она энергично разгребала с дорожки, ведущей от дверей госпиталя до въездных ворот, снег, укрывший лишь за ночь всю Астурию. Наверное, впервые в истории.

Павлик в первом же бою получил ранение. Лёгкое. Да что – ранение? Так, царапину. Вражеская пуля прошла по касательной, даже не обездвижив руку. Но порядок есть порядок. Ранен – в госпиталь, пусть только на перевязку.

Леа работала медсестрой. Она была родом из Южной Америки. Приехала в Испанию, как и он, добровольцем. То ли из Аргентины, то ль из Уругвая. А может, ещё откуда. Это было совсем-совсем не важно. Важно то, что любовь – сильная, горячая, умопомрачительная и сумасшедшая – вспыхнула словно факел. Стоило только встретиться их глазам.

Куда деваться – и на войне надо как-то устраиваться. Вот и молодожёны прожили целых два года. Самых, наверное, счастливых. На окраине городка в комнате, сдаваемой за гроши подслеповатой старухой. В доме, окружённом великолепным садом. Ах, какие там росли груши и абрикосы! А яблоки! Такой кандили Павлик не видел больше нигде и никогда.

Мария, их дочь, родилась через год. Маленькое папино солнышко. Миниатюрная копия Павлика.

А ещё через год в здание госпиталя, где в то время как раз дежурила Леа, угодила бомба. Старый одноэтажный дом, построенный в незапамятные времена на века, устоял. Обрушился только самый дальний, если смотреть от ворот, угол. Тот самый, за которым находилась сестринская…

Леа. Она пела эту легкомысленную песенку в тот самый день, когда в Астурии выпал снег. Пела весело, расчищая дорожку. Пела и потом, над кроваткой дочери. Но уже нежно и чересчур, как тогда казалось Павлу, проникновенно. Так, что Машка, сладко зевнув – это обязательно, – тут же засыпала…

Парамарибо, Монтевидео…


Павел вернулся из Испании с годовалой дочерью на руках. Пока он воевал – с финнами, потом с немцами, японцами, позже – в Корее, Машу воспитывали его родители. Слава богу, их город всегда оставался в глубоком тылу.

А он? Он так никогда больше и не женился. Нет, попытки завести семью были. Три или четыре. Вот только накануне так ни разу и не состоявшейся свадьбы, перед глазами вставала она. Леа. В застиранной армейской куртке поверх белого халата. В лёгких тряпочных туфельках посреди бесконечных снежных просторов.