Грехи и погрешности (Баев) - страница 113

Он же её сломает через пять метров! Эх, дети вы! Всему-то вас учить надо.

Саныч вышел в прихожую, оделся, сунул ноги в валенки, взял из угла вчерашний дар градоначальника и вышел из квартиры. Заперев за собой дверь, положил ключи в карман бушлата, застегнул клапан на пуговицу и, на ходу надевая рукавицы, пошёл вниз по лестнице.

Дворник меж тем приноровился. Лопату больше не перегружал. Работал легко и, было видно, не без желания.

Э, да он такими темпами всю дорожку за час вычистит!

В душе Саныча всколыхнулась волна ревности, но старик быстро себя успокоил. Даже порадовался. Взявшись за инструмент, он пошёл кидать снег навстречу неожиданному помощнику. А тот, казалось, настолько увлёкся занятием, что никого вокруг себя вообще не видит. Знай, машет. Да насвистывает что-то.

Когда между мужиками осталось метров пять, Саныч мелодию узнал. Он отставил лопату и потянулся в карман за платком. Лоб покрылся испариной.

Остановился и мужчина в красной куртке. Разогнувшись, посмотрел на утирающего чело старика и открыто улыбнулся.

– Добрый вечер, Димон, – улыбнулся в ответ Саныч. – От бессонницы лечишься?

– Добрый, Пал Саныч! Не-а, я сплю как убитый! Танька постоянно ругается, что утром добудиться не может… Снегу-то а? – Дмитрий обвёл рукой двор. – Он такими темпами к утру снова всё завалит. Придётся встать пораньше, чтоб успеть.

– Придётся, Дима, – кивнул Саныч, – но это ж не беда, правда?

– Правда. Не беда, – ответил Дмитрий. И вдруг подмигнул. – Ну что, Пал Саныч, Парамарибо?

Старик спрятал платок и, взявшись за лопату, подмигнул в ответ. А потом, покачав головой, произнёс, не слишком, впрочем, уверенно:

– Нет, Дим. Полагаю, что всё-таки Монтевидео…

Япона мать

Война кончилась не так давно, но Сахалин русским уже вернули.

Уважаемый участковый милиционер Аркадий Алексеевич Обухов, выйдя с первыми лучами солнца на крыльцо с зажатой в зубах цигаркой, сделал первую – самую сладкую – затяжку и… Нижняя челюсть мужчины непроизвольно отвисла, выпустив самокрутку в свободный полет.

Почти достроенный сарай, на котором еще вчера вечером по причине хозяиновой усталости не хватало лишь двери, сегодня лежал в руинах. Нет, постройку не сожгли, не разнес кувалдою кто-то из немногочисленных, но все ж имеющихся в Ясеневе недоброжелателей – этакое шумное бесчинство Аркадий Алексеевич наверняка б услышал из избы, в какой поздний час оно ни произойди. И пресёк бы самым строгим образом. Сарай просто развалился. Упал. И теперь на безобразной куче досок, оставшейся от, прямо скажем, не слишком-то монументального сооружения, гордо восседал главный хозяйский производитель – петух Варяг, нареченный так вовсе не в честь средневековых северных хулиганов, а исключительно в память о гордом российском утопленнике, не пожелавшем сдаться на милость победителя.