– Аркаша! Идзи-к сюда, мирый.
Аркадий Алексеевич сошел на землю, бросил козью ножку, бесстрашно затоптал ее босой пяткой, и с кислым выражением лица нехотя побрел к матери.
– Скаджи-к мне, сын, что это? – спросила Ацуко, выставив брус перед собой.
– Как что? Брус, мам, – пожал плечами Аркадий Алексеевич.
– Брусмам! – передразнила его Ацуко. – А теперь скаджи, Аркаша, кто учир тебя шуррупы моротком забивать? Ну?
Мужик потупился и, сделав неуверенный шаг вперед, взял у матери деревяшку.
– Ай, мам, чего уж теперь-то? – сплюнув на траву, отмахнулся он. – Просто гвозди кончились… А отвертку я сломал. Вот и…
– Вот и поручир, что засружир, – весело сказала Ацуко, легонько толкнув сына в плечо. – Радно уж, бросай её. Пойдём дзавтракать. А то на сружбу опоздаешь, японский горродовой…
В позапрошлом году после дня рождения мне три ночи подряд снились…
Нет, donnerwetter. К чёрту о снах!
В тот день я был молод, нагл, но, увы возможным конкурентам, вёл себя вовсе не глупо, как могло показаться со стороны. Смазливая ж девица, что сидела напротив меня, упакованная в синее, оттенка Адриатики, платье, декорированное квадратами Малевича и равнобедренными любовными треугольниками, с мелкими каштановыми кудряшками на забитой ненужной информацией голове и в невообразимой формы полароидной оправе поверх изумрудного цвета глаз, пыталась выглядеть не по годам умной. Но я готов был всё простить за её голос!
– Я правильно поняла, что вы отказываетесь нарисовать пирамиду потребностей?
– Ну почему же отказываюсь? – опомнился я, отводя пристальный взгляд от персоналогини. – Сейчас изображу.
Я достал из внутреннего кармана старенькой кожаны видавший гербовые бланки реликтовый златопёрый самописец, снял колпачок с погнутой стрелой и, придвинув к себе листок в клеточку, размашистым движением, без отрыва от бумаги, черканул неровный треугольник.
– Похоже?
– Продолжайте, – кивнула кучерявая, сморщив брезгливую гримасу на кукольном личике.
– Кончу через пять секунд, – издевательски двусмысленно отозвался я и, старательно выводя неряшливым «готиком» каждую букву, изобразил внутри фигуры три слова – одно над другим.
Потом повернул к ней листок и произнёс риторический вопрос:
– Ну как, нормально?
Кудряшка хмыкнула и, не улыбнувшись, вынесла вердикт:
– Ну уж! Вы с таким… с такими… с таким вашим отношением к делу нам не подходите. Или вы серьёзно полагаете, что обычному среднестатистическому человеку ничего, кроме денег, не нужно?
– Среднестатистическому? А как же, и ему нужно… – ухмыльнулся я, – секс и власть. Софья Игоревна, все ваши масловские потребности – и физиологические, и социальные, и духовные – покоятся на трёх китах. Может, попытаетесь опровергнуть?