Грехи и погрешности (Баев) - страница 141

Аборигены, даром что малька нерусские, встретили нас в своей деревне, как говорится, на высшем международном уровне. С реальной хлеб-солью и непременными чарками самогона.

Добротные избы, рубленные из ихних баобабов по всем правилам деревенского зодчества, водяная мельница, банька, я вам скажу, классическая, на дровах, а не какая-нибудь электросауна в гараже. У девах смоляные косы до попы поверх вышитых жар-птицами сарафанов. Сказка! Единственное отличие – вся деревня чернокожая.

Но как говорят, братва! Поют, мать вашу красивую. Реально поют:

– Добро пожаловать в Эбенговку, гости дорогие.

– Как поживаете-с, господа? Каким ветром занесло вас в наши палестины?

– Вы подумайте, какие новости-с?

– А не изволите ли, господа, отведать нашего паштету-с?…

Вождь их, Влас Тимофеевич Эбенгов, тот самый гигантский мужик, что нам на тропке в джунглях встретился, рассказал, что русский – их родной язык. Мол, сколько деревня существует, а стоит она на месте, никуда не двигается, уж почитай целый век, а то и все два, испокон говорят здесь так, а не иначе.

Язык этот перешел к ним когда-то давным-давно от отца-основателя. Влас Тимофеевич говорил, да я запамятовал… Вот черт, вспоминаю, и сам начинаю бубнить как в позапрошлом веке. В натуре, да? Короче, звали их предка то ли Мусин-Пушкин, то ли Берингов-Пролив, то ли Конев-Прожевальский. Точнее не скажу. Забыл. Помню только, что фамилия двойная и реально наша, российская.

Но это еще не все приколы.

Мы с пацанами прожили в Эбенговке три дня. Причем не только бухали и быт заценивали, рьяно работали над освежением тамошней крови. Девки у них, я вам скажу, супер. Умницы, скромницы, рукодельницы. А фигурки! К цвету кожи, кстати, быстро привыкаешь. Вот вспоминаю Машу… Впрочем, не стану я вслух вспоминать Машу. Дочь рядом. Матери она, конечно, ничего не скажет, но и сама таких приключений особо не одобрит. Правда, Кать?

А я что говорю! Ах ты, мое золотце.

Но что-то я отвлекся.

Продолжаю.

Повторюсь, жили мы в Эбенговке три дня. На четвертый решили отчаливать.

Мы-то с Кривым люди творческие, со свободным графиком полета вдохновения: я – писатель, Кривой – музыкант (так фуячит на барабанах, мама не горюй). Профессор же с Чемоданом – чины подневольные, им после каникул на работу. Про должность второго – замминистр финансов – я говорил, первый же – теперь проректор в одном из питерских вузов, в далеко, между прочим, не из последних, преподает «стратегическое планирование» (или «разрешение конфликтов», точнее не скажу).

В общем, раскланялись мы с эбенговцами, расцеловались, обменялись сувенирами, обещали друг дружке связей не терять, перезваниваться по праздникам. Вождь ихний (или председатель, черт знает, как его должность называется), Влас Тимофеевич, самолично на подносе вынес четыре граненых стопки с полюбившейся нам самогонкой из фруктов хлебного дерева и бутерброды с печеночным паштетом. С таким, между прочим, вкусным, что ваше фуагра – реальное говно по сравнению с ним, хоть и мажется так же хреново, когда из холодильника.