Глава восьмая,
в которой Петерена поражает нелогичная система счета, Селеса и корабль поражает ментальный взрыв, а человека без набора букв поражают криминальные способности Селеса
– …В космосе хорошо
В космосе хорошо
Если слишком невыносимым станет одиночество в пустоте повторяй
В космосе хорошо
И все мы летим
Кто-то прикован к куску грязи
Кто-то к куску металла
А я прикован к другому
Я не одинок
Рядом всегда есть другой
Мне от него не уйти.
Мне никогда от него не уйти даже если я захочу
Он в теле моем и в мыслях без него я умру
Кроме нас здесь никого нет
Кроме нас здесь никого нет
На многие многие жизни вокруг никого нет
Если слишком невыносимым станет вечное присутствие другого повторяй
Зато
Кроме нас здесь никого нет
– Мысль я не совсем уловил, но очень интересно… – прошептал Петерен. – Продолжайте, продолжайте!
– Тут в капсуле обрыв, – с неохотой признался корабль.
– Как вы сказали, откуда это?
– Поэма Оро «Вселенская идиллия и единение разумов», в пятидесяти четырех инфокапсулах. У меня полторы, мне хватило.
– У вас есть литература? – обрадовался человек. – Это потрясающе! А кто такой Оро?
– Инфокапсула содержит не слова, а… как там у вас говорится… синестетические мыслеобразы. Я перевел их в слова и пересказал на вашем языке, но изначально это скорее… слепок сознания автора, чем текст. Энциклопедическому определению «литература» это не соответствует. Насчет Оро – понятия не имею, кто это. Но, судя по тому, что у Оро есть имя, он – или она – гуманоидная составляющая.
Петерен быстро сделал в блокноте еще одну пометку. В кабине оставался только он – все остальные ушли обедать, причем Афродита клялась, что вернется, но ее, очевидно, сморил послеобеденный сон. Корабль наконец успокоился и довольно охотно болтал с человеком – ему было скучно, а толстяк уже многократно доказал, что не представляет угрозы. Человек успел осмотреть и по возможности потрогать все в кабине. Сильнее всего Петерена впечатлили саркофаг – корабль запретил к нему прикасаться и тут же его захлопнул – и стоявший в углу большой резервуар из прозрачного материала. Этот бак словно вырастал из пола, а сверху его прикрывала тяжелая крышка с какими-то клапанами, вентилями и сложным замком на множестве шестеренок. Резервуар заполняло нечто бело-желтое, полупрозрачное, похожее на густой суп-пюре.
– Нет, – сказал корабль, когда Петерен смущенно отвел взгляд.
– Что? – смутился тот еще больше.
– Бак совершенно не для того, о чем ты думаешь. И кисель чистый.
– Кисель?
– Раствор.
– А для чего он?
– Для чрезвычайных ситуаций, – уклончиво ответил корабль, которому нравилось быть загадочным.