– Ваше высочество, – наконец заговорил Иван Францевич, – тяжёлое состояние ваше я понимаю. Когда тяжесть душевной муки давит на плечи не хуже могильного камня, нет сил открыться людям. Сочувствие и сострадание других лишь раздражают, тревожа рану. Боль же душевная и глубже, и тяжелей телесной.
Михаил Павлович отвернув голову, слушал.
– Однако на всё есть свой срок – на скорбь, страдания, болезни. Это не длится бесконечно. Так же как не бесконечна сама жизнь. Жизнь, данная нам Богом, имеет назначение своё. Жизнь же вашего высочества принадлежит не только вам, ибо вы – человек государственный. Дела ожидают участия вашего. Участия вашего ожидает и семья. Никто вас не заменит.
Михаил Павлович пожал плечами.
– Пользы от меня сейчас немного, это так. Служба не идёт на ум вовсе. Моё появление среди подчинённых вызовет в них жалость ко мне. Такой командующий в деле непригоден совершенно. В семье же своей я кругом виноват. Она молчит, да ведь укор виден в глазах её. Впрочем, Она, бесспорно, права.
– Возьму на себя дерзость возразить. Приезд вашего высочества на службу вызовет не жалость, но восхищение и уважение к вашему мужеству и преданности делу. Жалость же вызывают известия о том, что вы пребываете в болезни.
Великий князь усмехнулся горькой усмешкой и в знак согласия кивнул.
– Что до великой княгини, – продолжал доктор, – то я регулярно посещаю Елену Павловну и вижу её состояние. Сила скорби в ней соизмерима с тревогой о вас.
Михаил Павлович на это не ответил.
Доктор придвинул стул и сел напротив него к столу.
– Пора, пора ваше высочество бывать на людях. Вижу, вы поморщились. Но затворничество усугубляет угнетённость душевную. Вам же необходима почва для перемены мыслей.
Он сделал небольшую паузу и осторожно продолжил.
– Я посоветую вам посетить, к примеру, оперный театр.
Великий князь в возмущении вскинул брови. Иван Францевич умиротворяюще приподнял руку.
– Я же не пошлый водевиль вам смотреть предлагаю. Конечно, сие в вашем положении выглядело бы кощунством. Но посетить трагедию с возвышенным сюжетом и прекрасной музыкой вовсе не возбраняется. Это лекарство для страдающей души.
Михаил Павлович молчал, глядя куда-то мимо доктора с безнадёжной тоской на лице. Последний же сдаваться не собирался.
– Во избежание ненужных встреч и тягостного светского общения займёте отдельную ложу и прибудете прямо к началу спектакля. Потревожить вас никто не сможет. Уедете немного загодя. Ежели, конечно, не появится желание немного задержаться… Нынешних солистов оперы вся пресса расхваливает.