Как бы то ни было, лондонский дом Генри оставался средоточием светской жизни; хозяин всегда умел оживить и развеселить любую компанию. В отличие от мрачных дней в Саутгемптоне, когда Джейн не желала заводить новых знакомств, она находила «все эти маленькие приемы очень приятными». И они не всегда были маленькими. В 1811 году на одном из балов у Элизы присутствовало не менее восьмидесяти человек, и на следующий день о нем писали газеты. Элиза также приглашала профессиональных музыкантов, в том числе арфиста, чтобы они развлекали гостей. Арфа считалась сексуальным инструментом, и обучение игре на ней стоило дорого. Сама Элиза играла на арфе, и этим умением Джейн наделила гордую и очаровательную Мэри Крофорд, а также второстепенных персонажей, сестер Масгроув и Джорджиану Дарси.
На время бала дом Генри и Элизы, «украшенный цветами, выглядел очень мило». Специальное зеркало для каминной доски арендовали у мастера, который взялся за изготовление нового, но еще не закончил работу. Джейн расположилась в коридоре, ведущем в гостиную, чтобы видеть прибывающих гостей. Там «было довольно прохладно, и мы могли слышать доносящиеся издалека приятные звуки музыки, а также первыми встречать каждого новоприбывшего».
Что бы ни решила для себя Джейн, окружающие считали ее участницей ярмарки невест. Адвокат Генри, Уильям Сеймур, живший в доме № 19 по Кавендиш-сквер, вел издательские дела Джейн еще с тех пор, как она жила в Бате. Он был одним из многих, кого она привлекала, и вполне мог сделать ей предложение. Он рассказывал, как «сопровождал» Джейн «из Лондона в Чотон в дилижансе и всю дорогу размышлял, следует ли предложить ей стать его женой!». По всей видимости, столкнувшись с явным отсутствием интереса с ее стороны, Сеймур отказался от этой мысли.
Однажды Джейн спросили, кого из своих персонажей она любит больше всего, и она ответила: «Эдмунда Бертрама и мистера Найтли; но они совсем не похожи на большинство английских джентльменов, которых я знаю». Нам повезло, что в реальной жизни Джейн не встретила Эдмунда Бертрама или мистера Найтли, потому что если бы она вышла замуж, то, вне всякого сомнения, оставила бы наследство из плоти и крови, как ее племянница Анна, а не на бумаге. Поэтому мы должны быть благодарны – за недостаток смелости или упорства – Чарльзу Паулетту, который хотел поцеловать двадцатилетнюю Джейн, Тому Лефрою, которого выпроводила мадам Лефрой, болтливому преподобному Сэмюэлу Блэколлу, молчаливому Гаррису Бигг-Уитеру, преподобному Эдварду Бриджесу, а также Роберту Холт-Ли, пронырливому члену парламента, который флиртовал с Джейн с 1806 года, и Уильяму Сеймуру, адвокату ее брата Генри, который не осмелился предложить Джейн руку и сердце, когда они путешествовали в дилижансе.