Лариса обернулась, но я не разглядела выражения ее лица. Только видела, как блестят огромные глазищи. И заметила, что она забрала свои волосы в хвостик на затылке, сразу став похожей на девчонку-сорванца.
— Жизнь такая, что не потолстеешь. — В ее голосе прозвучал горький смешок.
Я подошла и встала рядом с холодным незашторенным окном. Терпеть не могу такие голые окна.
— Ну, тебе грех жаловаться, — сказала я, — ты одна из немногих, кто добился всего, чего хотел.
— Я и не жалуюсь, — отозвалась она. И неожиданно спросила: — Саша, а с каким фруктом или овощем ты себя ассоциируешь?
— Ты что, увлеклась тестами из разряда популярной психологии? — хмыкнула я. — По-моему, это чушь.
— Ну раз чушь, то какая тебе разница? — спокойно спросила она. — Скажи. Мне интересно.
Я задумалась. Подобные ассоциации всегда давались мне с трудом.
— Пожалуй, с айвой, — сказала я, — жесткая и терпкая. Или нет, все-таки не айва, а зеленое яблоко. Крепкое, кисловатое, не на всякий вкус.
— Такая ты и есть — крепкая, кислая и не на всякий вкус, — сказала Лариска, — скажешь, нет?
Я не удержалась от улыбки. Лариска меня подловила: кислая и не на всякий вкус — точнее обо мне было трудно сказать.
— А ты? — спросила я. — С чем себя ассоциируешь?
— С кокосом, — тут же ответила она.
— С кокосом? Почему?
— Он снаружи твердый, а внутри у него нежная мякоть, — Лариска пыталась улыбаться, но не очень-то хорошо у нее это получалось, — все видят его твердую корочку и забывают про мягкую внутренность. Думают, что это орех, и поэтому его безболезненно можно долбить камнем. Если при этом повредится мякоть, то он все равно останется съедобным. А разве кому-то нужно от кокоса что-нибудь еще?
Ларискин голос поднялся до опасных высот. Я дотронулась до ее джинсового плеча и хотела сказать что-нибудь. Но так и не придумала, что можно сказать женщине, чувствующей себя разбиваемым кокосом. Стало неловко. Спас положение внезапно возникший в дверном проеме Матвей.
— Охо-хо, — сказал он, встряхиваясь, как кот под брызгами воды, — дайте мне выпить! Иначе моя ранимая душа от стыда забьется под диван, и мне потом придется ее оттуда выцарапывать шваброй.
— Ты думаешь, в этом доме осталось что-нибудь выпить? — ехидно спросила я.
— В моем доме всегда остается что выпить, — парировал он, подошел к мойке, открыл дверцу и откуда-то из-за мусорного ведра и пустых майонезных банок выудил коробку красного полусухого.
— Только тихо, девочки! — торжественным шепотом сказал он, водружая коробку на барную стойку. — Давайте ваши бокалы, и я побалую вас своим лучшим НЗ!