«Так вот как это происходит», — подумала я, тупо глядя на бледное личико Марии.
— Назовите мне хоть одну вескую причину для того, чтобы жить! — потребовала Коваленко.
И тут я сорвалась.
— Замолчи, дура набитая! — заорала я на нее. — Ты сама хоть понимаешь, какой бред несешь?! Соплячка несчастная! Из-за таких дур, как ты, люди гибнут, а вы сами всю жизнь из воды сухими выходите!
Зеленые глаза испуганно заморгали. Такой реакции на свои откровения она ожидала меньше всего.
— От еды она, видите ли, отказывается! — Мой голос просто срывался от злости. — Да такой здоровой кобыле, как ты, пара дней голодовки только на пользу пойдет. Лишний жирок сбросишь, и ничего не случится.
— Саша, успокойся! Она же еще ребенок. — Матвей испуганно схватил меня за руку повыше локтя.
Однако его слова подействовали на Коваленко еще больше, чем мои оскорбления.
— Я не ребенок! — Катя подскочила на кровати и яростно глянула на него. — Я «Эммануэль» в двенадцать лет прочитала!
— Оно и видно, — процедила я. — А сейчас перестань кочевряжиться и дай доктору руку, чтобы он измерил давление. А иначе — обещаю! — ты у меня до суицида не доживешь!
Катя руку не подала, но и не отняла ее, когда Сан Палыч проявил своевременную инициативу. Коваленко тяжело дышала, как после быстрого бега. Но я знала, что означает такое дыхание: она пыталась справиться с яростью. Видимо, мой голос прозвучал на самом деле угрожающе, и она решила не нарываться.
— Девяносто на сто двадцать, отлично, — бодро сказал Сан Палыч, быстро стягивая тонометр.
Не сомневаюсь, что ему хотелось как можно скорее уйти. Коваленко снова плюхнулась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Выходя из палаты, я оглянулась на Марусину кровать: мелькнула коротенькая надежда, что мое вмешательство могло остановить процесс. Глупо было на это рассчитывать. Мария сидела на постели, обхватив колени руками, а над ее головой расплывалась серая аура обреченности. Мой взгляд девушка встретила враждебно.
В коридоре Матвей и Сан Палыч разом набросились на меня:
— Ты что, с ума сошла?! Ты же взрослый человек — разве так можно! Да это подсудное дело! Ты же могла ее спровоцировать!
— Кого спровоцировать?! Эту рыжую стервочку? — Я усмехнулась их наивности. — Да она всех нас переживет!
— Да? — Матвей мгновенно остыл. — А я-то думал…
И тут я поняла.
— А ты думал, что я посмотрю на нее и скажу: «Оставьте в покое бедную умирающую девочку, ей уже ничего не поможет»?
— Ну, не совсем так… — промямлил он.
— Да ты что, Матвей?! — Мне было смешно и горько одновременно. — Здесь никакого особого зрения не надо. Это же элементарная психология. Чем больше человек говорит о самоубийстве, тем меньше шансов, что он его совершит.