На нашу встречу в Измайловском я шла без особого волнения: представляла, как подойду к нему — с новой короткой стрижкой, в облегающих темно-синих джинсах и короткой спортивной курточке, слегка накрашенная, так, чтобы это не бросалось в глаза. Небрежно скажу: «Привет, мое счастье исчезнувшее!» Потом дерну молнию на куртке, словно мне стало жарко, неожиданно оближу губы, как он учил. Я очень хорошо это представила, даже видела тот взгляд, которым он меня смерит.
Но вышло все иначе. Как только я увидела в начале аллеи его коренастую фигуру с фотоаппаратом на боку, в одно мгновение исчез весь мой тщательно наведенный лоск и выработанная годами уверенность в себе. Я вновь стала той смешной эмоциональной девочкой, какой была на первом курсе. ГМ стоял посредине дорожки, широко расставив ноги и слегка наклонив голову набок, и смотрел на меня с его обычной непонятной насмешливостью. Он всегда улыбался так, словно иронизировал над своей собственной радостью.
— Привет, — сказал ГМ, — что скажешь?
Глупо было пытаться обмануть его, притворяться, что мне безразличен его приезд, что я встретилась с ним всего лишь как со старым знакомым — поболтать, обсудить политическую ситуацию в мире и тупость чиновников всех государств, выпить по чашке кофе в какой-нибудь забегаловке и пожать на прощание руку. За несколько мгновений для меня самой важной вещью на свете снова стал его одобрительный взгляд.
Мы не могли встречаться часто: у меня была работа и Игорь, у него — свои похоронные дела и несколько дюжин знакомых, каждый из которых жаждал его видеть. Но он, как и раньше, почти каждый вечер звонил мне. И впервые присутствие Игоря в моей жизни стало тягостным. Мне никогда не доставляло удовольствия лгать, тем более близким людям. Я успокаивала себя тем, что этот период — лишь временная моя отдушина. ГМ уедет, а Игорь останется в моей жизни. Такими доводами я ежедневно подкармливала неспокойную совесть.
Разумеется, я рассказала ГМ и про Игоря, и про приключившуюся со мной метаморфозу, и о том, что с недавнего времени на улицах смотрю исключительно себе под ноги, чтобы не зацепить взглядом очередного умирающего.
— Малодушничаешь, — четко определил это ГМ.
— Почему это малодушничаю? — возмутилась я. — Просто не хочу постоянно смотреть в глаза смерти. Знаешь, это то же самое, что начинать день с просмотра некролога…
— Малодушничаешь, — продолжал он, — прячешь глаза от чуждой беды.
— Я же ничего не могу изменить, — меня начал раздражать его менторский тон, — а что в моих силах, я делаю. Между прочим, Игорь до сих пор жив благодаря моим усилиям.