Мы пожелали ему удачи и пошли по своим делам. Спускаясь по лестнице, мы прошли мимо женщины на площадке второго этажа. У нее была коляска с ребенком.
– Не поможете? – спросила она. – Лифт снова сломался.
Извинившись за больную спину профессора Манта, я взялся за коляску с одной стороны и помог юной даме ее спустить.
– Раньше это было приятное место, – сказала она. – В смысле, здесь всегда были свои проблемы, но за последние два года оно превратилось в сущий кошмар. Иглы в коридоре. Дети, писающие на лестничной клетке. Кражи и разбои. Мне уже приходилось ранее переступать через отрубившихся прямо на этой лестнице торчков.
Я ощутил едкий запах застоявшейся мочи и крепкого пива, в то время как смотрел в глаза этому невинному дитя, сидевшему передо мной в коляске. Разве можно было в подобном месте растить ребенка? Какое будущее его ожидало? Одновременно меня поразило осознание того, что мы с Венди растили собственного сына примерно того же возраста всего в десяти минутах езды отсюда.
Я почувствовал нарастающую тревогу. Конечно, тогда я этого не знал, но приближался к нервному срыву. Вскоре после того как увидел этого ребенка в коляске, я ощутил, как внутри меня что-то надломилось, словно образовалась очередная трещина в плотине, которую неизбежно должно было прорвать. Меня накрыла колоссальная тревога. Сказать об этом, однако, я никому не мог. Во-первых, я не знал, что именно со мной происходит, и уж точно не хотел лишний раз волновать Венди. Мне только и оставалось, что изображать спокойствие и продолжать делать свое дело. И не то чтобы у меня не было возможности сосредоточиться на своих чувствах: они всегда были здесь, в этой разрушающейся плотине, трещины в которой все расширялись с каждым новым трупом.
Внизу лестничного пролета мы попрощались, и, когда женщина ушла, натолкнулись на детектива-констебля, которого стошнило при нашем прибытии.
– Ты в порядке? – поинтересовался я. – Скверный случай попался, конечно.
Все еще бледный, он, однако, уже был в состоянии разговаривать.
– Никому не пожелал бы подобной смерти, – сказал он. – Но видели бы вы всех тех жертв грабежей и разбоев, с которыми я сталкиваюсь каждый день. Видели бы вы, что это делает с человеческой уверенностью. Это их меняет. Конечно, подобный способ мне не особо по душе, однако я рад, что хоть одним торговцем наркотиками сегодня стало меньше.
Что касается того, поймал ли Мелвин убийцу, это было одно из тех дел, результаты которого остались мне неизвестны попросту потому, что нам не всегда все рассказывали. Порой мы узнавали обо всем, когда одного из профессоров вызывали на суд давать экспертные показания, либо попросту пересекались с кем-то из детективов и спрашивали: «Так что случилось с тем-то старым делом?» В противном случае мы часто оставались в неведении.