Большинство полицейских могут увидеть труп раза три – четыре за год. Передо мной же проходила бесконечная вереница трупов: убитых детей, младенцев, изуродованных из-за разложения людей.
Официально диагноз ПТСР мне не поставили, однако именно он более всего соответствовал моему состоянию. Я определенно был неспособен отключиться и непосредственно перед нервным срывом лишился своего обычно крепкого сна от усталости. Я просто лежал по ночам в кровати, а в голове проносилось одно дело за другим – вскрытия, во время которых мы могли что-то упустить (были ли поступившие в тот день тела правильно маркированы, хранилось ли должным образом принадлежавшее им имущество, были ли заполнены все необходимые документы, очищены холодильники, а образцы тканей отправлены в лабораторию?) – вкупе с переживаниями о том, какие проблемы могут мне принести Косой и Мэри: Косой – из-за своей некомпетентности, Мэри – из-за бурной личной жизни. Затем, когда начинало светать, я решал, что смысла пытаться уснуть больше нет и лучше пораньше прийти в морг, чтобы проверить все вышеперечисленное, а также узнать, не предстоит ли ничего срочного.
Хотя у меня и было множество сожалений, мне посчастливилось работать со многими светлыми умами – многочисленными судебно-медицинскими экспертами и детективами. Но они приходили и уходили – каждый в свою больницу или полицейский участок. Морг был моим королевством, а я одновременно был его королем и смотрителем. Я изо всех сил стремился соответствовать уровню людей вроде профессора Манта, несмотря на все недостатки морга и практически без какой-либо поддержки со стороны.
Никакие оправдания, однако, не облегчили мне жизнь с осознанием того факта, что моя неудача получила большую общественную огласку. О закрытии морга трубили в новостях без каких-либо вразумительных объяснений от совета. Журналисты, многие из которых помнили национальный коррупционный скандал, получивший свое начало в морге Саутуарка, когда Джордж попал под суд, уже начали рыскать вокруг в поисках эксклюзивного материала.
Проведя две недели в больнице Гая, я уже чувствовал себя готовым вернуться домой и выписался. Я был невероятно благодарен этому пристанищу, каким бы странным ни был для меня весь этот опыт. Мое душевное состояние сразу же было испытано, когда до меня дошли слухи о моем отстранении из-за кражи. Поначалу я не придал этому особого значения, приняв за типичную в мире похоронных услуг сплетню, но когда об этом написали в South London Press, я был вынужден что-то предпринять. Я подал на газету в суд, и они немедленно напечатали опровержение, заплатив мне за моральный ущерб. Вскоре после этого в Private Eye напечатали на всю страницу статью о моем отстранении, обвинив в закрытии морга совет, задаваясь вопросом: «Теперь, когда Эверетту заткнули рот, кто осмелится его открыть?»