— Я про светлое будущее думаю, — Мао перевернулся на спину и стал отдыхать. Янцзы медленно несла его по течению.
Чапаев плавать на спине не умел, поэтому он принялся кругами плавать вокруг Мао, уважительно косясь на выступающий из воды пупок.
— Стало быть, про коммунизм? — уточнил он. — А ты, Мао, за какой Интернационал? За первый или за второй?
— Я за особый путь развития, — признался Мао, глядя в безоблачное синее небо. — У европейцев свой путь, у Азии — свой.
— О как! — Чапаев замер на месте. — А мы каким путем идем?
— А вы евроазиатским, — сказал Мао. — На вашей стране два материка задницами столкнулись, потому у вас все так и получается — что ни сделаете, все удивительно выходит.
— Это точно, — согласился Чапаев. — Мы что ни сделаем, все через задницу получается. Знаешь, Мао, я вот думал, почему у нас так все получается. А ты в корень смотришь. Спасибо, разъяснил. Теперь и жить легче будет, всегда легче, когда знаешь, почему все так, а не иначе. А ты, значит, для своих все придумал уже. Так чего же мрачный такой?
— Потому и мрачный, — Мао перевернулся на живот и вновь поплыл. — Достижение светлого будущего возможно только кровавым путем. Иным способом равенства, братства и всеобщей любви не добиться.
— Это я понимаю, — согласился Чапаев, устремляясь за председателем. — Сам посуди, какая любовь может быть промеж мной и, скажем, белым офицером? Пока его сабелькой не достанешь, он в тебя так и норовит из трехлинеечки али нагана попасть. Тот светлое будущее и станет строить, кто живым останется. Иначе и быть не может.
— То-то и оно, — печально вздохнул Мао. — Только у вас сто пятьдесят миллионов надвое делить надо, а у нас чуть ли не миллиард.
— Долго сабельками махать придется, — вздохнул Чапаев.
— Ну почему — сабельками? — удивился Мао. — Можно мотыгами.
Некоторое время он сосредоточенно плыл вперед. Противоположный берег потихонечку приближался. Чапаев отстал. Наверное, задумался о перспективах китайского народа.
На берегу, оставленном пловцами, Лаврентий Берия надел пенсне и принялся внимательно разглядывать оставленные Чапаевым ордена.
— Слушай, Коба, — сказал он, — а ты знаешь, что первый орден Красного Знамени ему вручал Троцкий?
— Интересно, — лениво сказал Сталин, попыхивая трубкой. — Табак паршивый. Лаврентий, ты бы принес папиросы «Герцеговина Флор».
— Сейчас принесу, — Берия положил орден на место. — Но мне кажется, что ты, Коба, проявляешь политическое благодушие. Где наш пловец?
— Вон он, — Сталин трубкой показал на торчащие из воды руки. — Ныряет.
— Дно меряет, — догадался Калинин, — у нас в Твери мы мальчишками завсегда дно мерили, но там речка неширокая и глубина в ней небольшая была. А здесь! — он выразительно поежился.