— Так ты заблудился, что ли? — понял Маринин.
— Скажем так, в поиске я был, — туманно ответил Ангел.
И Маринин понял, что прожил свою жизнь благодаря нерасторопности Ангела. По воле небес ему выпало в двухлетнем возрасте умереть во время августовской бомбежки. Так бы и случилось, если бы Ангел не заблудился.
— Ну, полетели? — Ангел нетерпеливо распахнул крылья. — Если ты о грехах задумался, то напрасно. Можешь не волноваться. Все равно мне тебя как двухлетнего пацана сдавать. А у того какие грехи?
— Спасибо тебе, — сказал Маринин, с некоторой грустью и сожалением оглядываясь вокруг. Вот сейчас он с Ангелом улетит, и место опустеет. Кладбищенские работники быстро подмечают, где очередную душу прибрали. Им ведь от этого лишняя копейка капает. И у купца Левенгукова он уже больше не посидит, рассказов его не послушает, чая душистого не попьет. Люди — как кошки, они быстро привыкают к месту, раз укоренившись, место своего проживания меняют неохотно, особенно в старости.
— Давай, давай! — подбодрил Ангел.
— Выходит, это я из-за тебя полную жизнь прожил? — спросил Маринин. — Из-за ошибки твоей?
— Выходит, так, — сказал Ангел и вдруг подмигнул ему левым глазом.
Маринин сразу все понял. Не было никакой ошибки, жалость и милосердие исключают любую ошибку. Детские души забирают маленькие Ангелы — вы не замечали, что у окон квартиры, где умер маленький ребенок, всегда суетятся и ругаются воробьи? И это грустно, особенно для родителей, которым выпало пережить своих детей. Родители никогда не должны жить дольше детей, от этого рушатся установленные небесные порядки и в мире становится больше несправедливостей. Ангел это хорошо понимал, потому и дал ему возможность прожить жизнь и попрощаться с родителями. Каждый знает, Ангелы полны любви, а любовь, в свою очередь, невозможна без милосердия.
Именно милосердию небесного посланника Маринин был обязан тем, что получил жизнь, как купленное однажды родителями пальто, — на вырост.
От Варданяна Басаргин всегда возвращался в приподнятом настроении.
Светила луна, да и фонарей по ту сторону забора хватало. На свежих могилках неяркими, еще жизненно тлеющими огоньками колебались шалеющие от загробного существования души. Кое-где, шумно сопя, возились душееды.
Впереди у провалившейся заросшей могилки слышались голоса. Басаргин прислушался.
— Я тебе, баклан, сколько раз говорил? — спросил брюзгливый усталый голос. — Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты вел себя нормально?
По голосу Басаргин узнал покойного участкового инспектора Липягина. Тот и при жизни обслуживал участок, на котором располагалось кладбище.