Тютчев смолк. Казалось, слышались бившиеся сердца. Тишина начала взрываться короткими разговорами.
— Тише, товарищи! — костяшками руки простучал Гоц.
— Вопрос к Николаю Сергеевичу — протянул руку Азеф.
— Пожалуйста, Иван.
Азеф тучно, неловко, всем телом повернулся к Тютчеву, потому что шея у него не поворачивалась.
— Николай Сергеевич, стало быть вы не узнали говорившего по голосу?
— Нет. Но должен сказать, этот голос, все же я где-то слышал, он мне напомнил очень характерный тембр, который я уже не слыхал лет 10.
— А простите, Николай Сергеевич, женский иль мужской был голос? — все обернулись к Чернову.
— Ну знаете, Виктор Михайлович, — разводя руками, улыбаясь, проговорил Тютчев, — это мне кажется не столь существенно. Ведь мы же не знаем, кто звонил, и вероятно не узнаем. Что же гадать на кофейной гуще? Голос был мужской.
Чернов сделал неопределенный жест.
— Товарищи, мы чересчур детализируем случай, — говорил Гоц. — Сейчас не место и не время. Да и что же, из пальца ничего не выкусишь. Голоса Николай Сергеевич не узнал. Я хотел только осведомить вас об этом факте. Но ведь в руках у нас есть и еще более веские данные, уже фактического характера.
Азеф смотрел темными, блестящими маслинами в мечущееся лицо Гоца.
Савинков толкнул Азефа, наклонившись.
— Ты веришь?
— Возможно, — бормотнул Азеф.
— Мы получили по адресу «Революционнной России» следующее письмо. Прочту его, а потом уже будем комментировать. — Повысив вибрирующий в волнении голос, Гоц зачитал: — «Уважаемые товарищи, департамент полиции имеет сведения о следующих социалистах-революционерах: — 1) Герман, имеет паспорт на имя Бориса Дмитриевича Нерадова, жил в Швейцарии, теперь в России (нелегально), переехал «вероятно» не по паспорту Нерадова, 2) Михаил Иванович Соколов, проживал в Швейцарии по паспорту германского подданного Людвига Каина, должен отправиться в Россию, 3) за Соколовым поедут в Россию: А) Гриша, именующийся Черновым, Васнецовым, Бордзенко, Б) князь Дмитрий Александрович Хилков (двумя неделями позже) и В) месяца через два бывший студент Михаил Александрович Веденяпин (выедет нелегально из Швейцарии). С товарищеским приветом…»
Азеф бормотнул набок, Савинкову — Подписи нет.
— Подпись есть? — громко спросил Савинков.
— Есть, я не называю, — взволнованно ответил Гоц, придерживая рукой на столе четвертушку бумаги. — Товарищи! совершенно ясно, эти сведения мог дать только провокатор. Я долго думал, положение очень серьезно. Мы должны стоять на единственно-революционной точке зрения: — не должно быть забронированных имен и авторитетов. В опасности партия. Будем исходить из крайнего положения: — допустим, что каждый из нас в подозрении. Пусть выскажутся товарищи, может быть кто-нибудь подозревает определенно кого-нибудь?