— Я позвоню? — спросил Шарун.
Дежурный подал ему в окошко телефон.
— Это всегда пожалуйста, — вежливо сказал он. — Это у нас просто.
Уже взяв трубку, Шарун вдруг сообразил, что не помнит телефона Говоркова.
— Глянь там у себя Говоркова из ОББ, — попросил он дежурного.
Говорков был на месте. Сидел, читал какие-то бумаги. Выслушав лейтенанта, он сказал:
— Я же говорил, что ты быстро въедешь во все дела. Данные на Виноградова мы сейчас поднимем, ориентировку на его задержание дадим. Ну и приметы подельников. Мнится мне, вместе они будут теперь отираться, если этого самого Виноградова уже в покойники не записали.
— Может, и так, — согласился Шарун. — А поднимать ничего не надо, все есть. Паспорт его у меня.
И продиктовал данные паспорта, взятого им в доме Виноградова.
— К восьми быть обязательно? — спросил он, когда Говорков перестал записывать.
— Да, — сказал тот. — Петраков всех собирает.
Прежде чем вернуться в управление, Шарун еще успел забежать в городской сад и встретиться со своим бывшим агентом, который обслуживал аттракционы. По роду работы человек этот много чего знал — в городском саду встречались люди самых разнообразных занятий. Особенно в павильоне, где играли в шахматы, или, скажем, в бильярдной, куда приходили катать шары представители богемы и воровского мира. Да и военные здесь с удовольствием проводили время. Сейчас, когда фронт приблизился к городу на угрожающее расстояние, представителей богемы стало меньше, многие отправились в хлебные города Ташкент и Ашхабад, а за ними потянулись и люди воровских профессий, которым становилось нечего делать в городе — не босоту же с рабочих окраин шерстить. Правда, и беспредельщиков пока еще хватало. Ворье, которому запретили прописку в городе, оседало в пригородных поселках — Гумраке, Краснослободске, Разгуляевке, Сарепте и оттуда совершало набеги на город. Руководство НКВД поставило вопрос об отнесении города к первой категории с естественным созданием вокруг него двадцатипятикилометровой зоны, и, не дожидаясь решения ГКО, принялось чистить воровские малины и притоны. С началом войны заработали трибуналы, поэтому многие жулики угодили в места не столь отдаленные до самого конца войны. Но военная нужда плодила новых.
Поэтому оперативные облавы в городе проводились еженедельно и каждая облава давала определенный результат. Проверялись притоны, воровские малины, работающие рестораны, забегаловки, рестораны, катраны[4] или, как тогда это именовалось, места возможного скопления социально вредных элементов.
Считалось, что этим подрубается сук, на котором могут усесться шпионы и диверсанты.