Сипягин посмотрел на нахального молодого штрафника с синими от наколок руками и нехотя согласился:
— Разве что по взводам… Только ты сам знаешь, какие у меня взвода, по десятку человек не наберется.
Надо же, штрафников и в дивизию НКВД. Расскажи кому, не поверят.
— Мне их давай, — сказал бывший оперуполномоченный уголовного розыска Керзун. — Я знаю, как с этой братией обращаться!
И увел штрафников по извилистому ходу сообщения.
В расположении готовились к обеду. Гремели котелки, слышен был говор, старшина черпаком ловко кидал в котелки рисовую кашу с тушенкой.
— Говорухин! — распорядился Керзун. — Прими на довольствие!
— Слушаюсь, — не особенно дружелюбно сказал старшина. — На всех хватит, я по полному списку получал.
Было затишье. Немцы вперед не лезли, видимо выдохлись, но и отцы-командиры брать штурмом окопы противника не спешили. Установилось паршивое равновесие, которое могло быть нарушено в любой момент.
Штрафники обживались.
Разговаривали они больше между собой, и это понятно было — ну какие общие интересы у милиции и уголовников: одни ловят да сажают, другие воруют и бегают.
— Начальник, — сказал длиннолицый смуглый штрафник. — Узнаешь, начальник?
Керзун всмотрелся. Память у него была хорошая, да и было это перед самой войной, поэтому ошибки быть не могло — перед ним стоял вор-домушник Сашка Солдатенков по кличке Диван. Кличку ему дали за то, что он однажды залез в богатую хату, а там у хозяина запасы спиртного оказались, вот Солдатенков к ним и приложился, после чего уснул на мягком широком диване и проснулся только с приходом милиции, вызванной ошарашенным хозяином. А уже перед войной Керзун сам арестовывал его за серию краж на Нижнем поселке. Дали Солдатенкову три с половиной года, мог бы до освобождения и в тюрьме подождать, а поди ж ты, добровольцем записался, кровью вину перед Родиной искупить.
— Трудно тебя, Сашок, не узнать, — сказал бывший оперуполномоченный. — Ты здесь как — перекантоваться или по зову души?
Смуглый штрафник криво усмехнулся:
— Не только мусора, извиняюсь за слово, Родину любят, начальник.
Керзун понял.
— Родители? — наугад сказал он.
— В августовскую бомбежку, — сжал губы Солдатенков. — Соседи отписали. Ну, я сразу хозяину заяву и накатал.
Керзун неловко помолчал. А чего он мог сказать?
— Ладно, — наконец произнес он. — Воюй, Сашок. Может, что из тебя и получится. Не век же тебе углы подламывать и по малинам шухерить.
Солдатенков воевал. И надо сказать, воевал неплохо: от пуль не бегал, но и на шарапа не лез.
Недолго, правда. В одной из атак присел, чтобы снять с раненого немецкого офицера часы, и получил удар ножом в грудь. Все-таки не дала ему воровская натура стать полноценным человеком, который не просто живет, а смысл в жизни ищет.