Да и остальные из воровского пополнения недолго задержались у Керзуна во взводе. Как, впрочем, и многие другие. Бои были жестокие, и личный состав роты менялся с пугающей быстротой — к именам и фамилиям привыкать не успевали. Скоро и самого Керзуна повезли в медсанбат с пулевым ранением в грудь.
В госпитале он часто вспоминал Солдатенкова, все думал, какая же пакостная вещь человеческая жадность — просто не дает человеку подняться над собой. А потом снова была передовая, пошли новые бои, и командовал Керзун уже совсем другими людьми, поэтому прошлое особо вспоминать было некогда.
Тем более о нем сожалеть.
Фонтан воды, пенистый, лохматый, похожий на рождение водяного, встал впереди лодки.
И тут же ударил второй разрыв, перевернувший лодку и бросивший всех — пока живых и уже приблизившихся к порогу небесного чертога — в ледяную воду. Крики людей не были слышны в шуме артналета, держаться на воде было трудно, поэтому люди держались недолго — один за другим они опускались в темную глубину, оставляя за собой длинные гирлянды пузырьков воздуха и яростное желание выжить.
Поплачьте за мертвых, ибо их есть Царствие небесное.
Поплачьте за живых, ибо осталось им недолго в муках их и страданиях.
Поплачьте за без вести пропавших, идущих в звездную пустоту и оставляющих в неведении близких своих.
Поплачьте!
Ибо со смертью каждого из них мир не останется прежним, он станет скуднее на чистоту утраченных человеческих душ.
А река извивалась меж берегами, она как всегда несла свои воды в далекое море. Реке все равно, что несет она в своих глубинах. Светлая колеблющаяся бездна была с одной стороны и глухая зеленая тьма — с другой. Все, что было связано с людьми и сушей, было ей безразлично, как безразлично все происходящее на Земле далеким галактикам, что лохматыми огоньками усеяли Млечный Путь и все пространство. Лишь падающие с небес отчаявшиеся звезды вели подсчет тем, кого больше нет.
Скорбите о мертвых, ибо никогда не увидим мы их среди живых.
Скорбите о без вести пропавших, ибо судьба их ничем не лучше, чем мертвых.
Молитесь за живых — им еще предстоит испытать боль и адский пламень среди ледяных метелей.
Лагерь для сталинградцев располагался в нескольких десятках метров от станции.
Немцы устроили его в птичнике, огородив помещения колючей проволокой и поставив сторожевые будки. Взрослым от бараков далеко отходить запрещалось, но детям была предоставлена свобода, и Витька Быченко с другими мальчишками пользовался этим, чтобы ходить по хуторам собирать милостыню. Местные жители давали детворе картошку, лук, иногда удавалось разжиться хлебом.