И они пьяно хвастались несовершенными подвигами, вспоминали убитых товарищей — мертвых всегда легче вспоминать, ведь им не в чем завидовать. Что ни говори, а жизнь остается жизнью, даже если ты по ней шествуешь без рук или ног.
Они казались неистребимым укором всем оставшимся целыми. Может, именно поэтому военные охотно кидали им смятые серые сотни, может, потому им наливали в грязные, залапанные стаканы фронтовые сто граммов, может, потому их подкармливали сердобольные старухи дымящейся вареной картошкой, на которой зеленел налипший укроп.
И вдруг они исчезли.
Разное говорили. Говорили, что все они были изъяты из обращения милицией по прямому указанию вождя. Дальше обычно следовали две версии: одна — добрая — говорила о том, что все они были отправлены в специальные дома для инвалидов, где за бывшими солдатами, чьими руками и ногами была выиграна победа в кровавой войне, ухаживали врачи и заботились медсестры. Вторая — злая и беспощадная — рассказывала о том, что однажды все эти инвалиды были собраны вместе и деловито расстреляны в яру, чтобы своим внешним видом не оскорбляли человеческого достоинства, ведь человек Страны Советов должен быть красив и здоров, как физкультурники, идущие по Красной площади столицы.
Кто был прав в этих рассказах, я не знаю, но очень хочется думать о людях хорошо.
Кто не слыхал с коек горестных стонов,
Кто не смотрел смерти прямо в глаза,
Тот удивится, увидев нас пьяными,
Но так смеяться не сможет никогда…
Если это не крик человеческой души, значит, я не понимаю, что такое — человеческая душа.
Он попал в плен под Харьковом.
Лагеря. Голод. Вербовщики. Разведшкола.
Одноразовые шпионы — их забрасывали в тыл для выполнения конкретной задачи в интересах рейха. Их учили приемам агентурного наблюдения, обучали закладывать взрывчатку, убивать различными способами. Возвращение рассматривалось как удача — на нее не рассчитывали, советская контрразведка работала слишком успешно, чтобы удача улыбалась наспех подготовленным дилетантам.
В разведшколе ему были оформлены документы на фамилию Ландышев.
Оказавшись в Ростове и ожидая заброски, он быстро сообразил, что его целью будет Сталинград. Сталинград так Сталинград! С городом он был знаком, Ландышев побывал там несколько раз до войны.
Выброска прошла ночью в заволжских степях. Немцы ждали от него работы, но у самого Ландышева на этот счет было свое мнение. Пистолет он утопил сразу, рацию стало жалко — сверкающий никелем и эбонитом «Блаупункт» был слишком красив, и Ландышев закопал его в тайнике вместе с пачками купюр, полученных от немцев.