— Особенно мне не нравится ее первая фраза на экска… латоре. Понимаешь, это первая ее фраза! И она должна быть на сливочном масле!
Как все просто! Не будь того эскалатора, и не было бы перед ним Режиссера, Сережи, этого безумного коридора и всей его нынешней жизни.
Они дошли до двери, над которой висела табличка с названием картины — «Варенька». В комнате их встретил все тот же Сережа, оживленно беседовавший с молодой красавицей.
— Ты посмотри, — сказал Режиссер, — куда ни приду — всюду он! Только не в павильоне! Только не на работе!
Сережа весело хохотал.
— А это наша единственная, наша распрекрасная…
Девица покраснела.
— Когда я прочел сценарий, сразу сказал себе: ну, кто сможет ее сыграть? Только она… А это — автор. На юге живет, купается, пока мы с вами над его сценарием уродуемся.
Вошла Женщина с никаким лицом.
— Ведите ее в павильон, через пятнадцать минут начнем.
— Платье для «Длинного дня»? — спросила женщина.
— Утверждаем.
И Актрису увели.
— Платье, конечно, хреновое, — сказал Режиссер Сереже, — но лучше все равно не сделают. А ты все время болтаешь, болтаешь… Ну чего ты с ней болтаешь, все равно тебе она не даст. Лишь бы не работать!
Сережа заливался смехом.
— Для его жены я — жуткий тиран. Сережа говорит жене, что я его все время вызываю на ночные съемки.
Сережа умирал от смеха.
— Сережа, ты, по-моему, надолго здесь расположился, а зря: мы ведь с автором работать пришли. Ра-бо-тать! Я понимаю, ты забыл, что есть такое понятие…
Сережа все умирал от смеха.
— Так что, Сережа, сыграй в человека-невидимку — кино про него смотрел? Про книжку я тебя не спрашиваю — понимаю, здесь не читают книжек. Это — киностудия.
И Сережа исчез за дверью.
— Если три процента задуманного они выполняют — считай, ты счастливчик… Значит, о начале картины…
Режиссер походил из угла в угол, что означало раздумье. Он остановился у окна и зябко потер руки над батареей, как над костром, — это означало отчаяние.
— Жить не хочется и просыпаться ни к чему.
— Почему так?
— Остроумный вопрос. Ты там на солнечном пляже, а я тут уродуюсь по две смены, пытаюсь воспроизвести то, что ты написал. Может быть, в повести это все как-то выглядело, но когда мы начали снимать…
Это был ораторский прием. Каждый раз, когда Режиссер хотел что-то переделать в его сценарии, он начинал с такой трагической ноты. Это называлось «подавить противника».
— Редактора найти не могу. Соловейчик прочел твой сценарий и сказал: «Это ниже разговора». А Соловейчик — петербургский интеллигент в десятом поколении… Ну, хрен с ним, с Соловейчиком. На сколько приехал? На сутки, конечно?