Он молчал. И Режиссер, все еще не решаясь на него посмотреть, заговорил скороговоркой:
— Она осталась жива. Финал другой. Мне рассказывали недавно эпизод… фамилии не называем… она изменила ему, а он ее любил, любил по-страшному… — У Режиссера в глазах были слезы, он легко возбуждался. — И когда он все узнал, ворвался к ней домой и ударил ее. И при этом любил! Смертельно! И вот во время драки у нее задирается юбка… И когда он видит… В этом правда! Жестокая правда! Старик, какой эпизод! Они катаются по полу и… Апотом лупят друг друга… И опять… Дерутся и е…ся! Бац! Бац!.. Какой эпизод! Вот что такое — на сливочном масле!.. Я предлагаю финал — помнишь, они у тебя ссорятся перед финалом? И вот в результате бешеной ссоры они…
— Трахаются.
— О, если бы! Да кто же это нам разрешит?! Но намек! Священная неясность! Два тела… точнее, тени, силуэты, и они не в постели, а в небе, они летят, как у Шагала, над домами, над миром! И только обнаженные руки, женская и мужская, тянутся друг к другу — но тщетно… В этом смысл того, что ты написал! А твоя катастрофа в финале — это по-детски банально! — Режиссер развивал наступление. — И когда старый маразматик Соловейчик после читки задал вопрос: «Почему она погибла?» — я не мог ему ответить!
Почему она погибла…
Пока я не пойму надсмысл сей смерти — это всего лишь сентиментально! Карамзин! А мне дай сливочное масло! Миры! Пока я не пойму, я не могу снимать! Что ты молчишь?
Почему она погибла? И когда она погибла?
А тогда было только начало. Были просто солнечные дни, и ему нравилось, как она идет своей танцующей походкой, и как все оборачиваются ей вслед, и как она по-птичьи порывиста, и как радостно красива.
Я не опоздала?
Она никогда не опаздывала. В крайнем случае добиралась на микроавтобусах, на грузовичках, даже на поливальных машинах! Если в назначенный час у метро останавливалась какая-нибудь нелепая машина — это была она.
Можешь меня чмокнуть в щечку. Нет-нет, чемоданчик не трогай. Я сама. Я потом как-нибудь нарочно устану для женственности и попрошу тебя понести… Что ты улыбаешься?
Я не улыбаюсь.
Нет, ты улыбаешься. У меня смешной вид, да? Просто у девушки в руках — два места: сумочка и пальтишко. Как я вышагиваю с тобой важно, ха-ха-ха! Нет-нет, чемоданчик не трогай!
Она боялась любой его помощи.
Это не нужно девушке. Чтобы не мягчать. А то не заметишь и опять влопаешься в привязанность. А потом отвыкать трудно. Лучше подбадривать себя разными глупыми, грубыми словечками — опять же, чтобы не мягчать. А то хорошо мне — я плачу, плохо — реву, слезы у меня близко расположены, думаю я себе.