Быть правым перед Богом? Нет, все споры
Напрасны: принужден я правоту
Его признать; мои все ухищренья
И рассужденья тщетны; лабиринт их
Лишь уличает самого меня;
И первый и последний я источник
Всего дурного: пусть же осужденье
И Божий гнев обрушатся всецело
На одного меня! Увы, желанье
Безумное! Ты можешь ли снести
Один все это бремя? Тяжелее
Оно, чем вся Земля, чем этот мир,
Хотя его с женою той зловредной
Ты разделяешь! Все, чего ты жаждешь,
И все, чего боишься ты, равно
Убежища тебе не оставляет,
И ты – несчастья злейшего пример
И в прошлом, и в грядущем: Сатане лишь
Подобен ты и карой, и грехом!
В какую бездну ужаса и страха
Ты, совесть, увлекла меня – и нет
Исхода мне, все глубже лишь тону я!»
Так в тишине ночной стонал Адам
И, одинокий, жаловался громко;
И ночь была уже не такова,
Как до грехопаденья человека, –
Не кроткою прохладою дышала,
Но, сумрака зловещего полна,
Ужасною его пугала тьмою,
И в угрызеньях совести казались
Ему все вещи страшными вдвойне.
Ничком простертый на земле холодной,
Он проклинал создание свое
И смерть винил за медленность, жалея,
Что не пришла она, как Бог сказал,
В тот день, когда он согрешил. «Что ж медлишь
Ты, смерть? Я трижды был бы рад принять
Удар твой, чтоб конец настал желанный!
Иль Истина сдержать не хочет слова?
Божественная правда не спешит
На деле оправдаться; не приходит
Смерть на мой зов; суд правый Божества,
Увы, на все мольбы мои и вопли
Не ускоряет медленных шагов!
О вы, леса, ключи, холмы, долины,
Не так вы прежде откликались мне
На мой призыв; звучало ваше эхо
И отвечало песнею иной!»
Печальная вдали сидела Ева;
Страданья мужа видя, подошла
Она к нему и ласковою речью
Старалась скорбь несчастного смягчить;
Но ей ответил он, взглянув сурово:
«Прочь от меня, змея! Такое имя
Тебе всего приличнее с тех пор,
Как ты связалась с тем, кто ненавистен
И лжив, как ты! Тебе недостает
Такого же змеиного лишь вида,
Чтоб от коварства, скрытого внутри,
Остерегал он вовремя всех тварей,
Дабы, прикрыв чрезмерной красотой
Ложь адскую, ты их не уловляла.
Но и при этом я бы сохранил
Свое блаженство, если бы не гордость
И страсть твоя пустейшая гулять –
Притом еще в опаснейшее время, –
Благодаря которой ты отвергла
Мое предупрежденье и защиту;
Хотела ты, чтоб на тебя, любуясь,
Смотрели – будь хоть это Дьявол сам,
Которого ты одолеть мечтала;
Но, встретившись с коварною змеей,
Была ты одурачена, а после
Я был тобой обманут – потому,
Что я в тебя, как в плоть свою, поверил,
Считал тебя премудрой, твердой, зрелой,
Все нападенья отразить способной.
В то время я еще не понимал,
Что это все скорей пустая внешность,