Вот и своё проклятье, заточённое в образ тёмного дымного зверька, он смог полюбить.
Полюбив — принять. Приняв — поименовать. Насланную колдуньей хворобу, что обитала у него в костях, Великан нарёк Угольком. Почему-то он жил не в танджонах, где полагалось обитать призракам-паразитам или злым проклятиям.
Уголёк, столкнувшись с милосердием, не находил в себе топлива злости и постепенно учился принимать разные образы, вначале, чтобы рушить разум Ингвара Нинсона, а потом, чтобы играть с ним, потихоньку учась у иных зверьков, прикормленных Великаном.
Оргоновый морок стал сказочнику спутником, сотканным из волглой мглы.
Теперь Великан не мог отличить, происходило ли это с ним на самом деле.
Было ли это воспоминанием действительно случившихся событий.
Или воспоминанием о сне. Или и вовсе сном, принятым за воспоминание.
Может, то была какая-то сказка или книга.
Такая яркая, что образы представлялись живыми.
И потом бы ещё снились... снились бы... если ему бы снились сны...
На задворках Лалангамены, в подземной камере умирал Великан Ингвар Нинсон.
Он хорохорился и всё ещё старался не скулить, так и сяк пристраивая в колодках выломанный сустав. У него оставались силы на бессмысленную гордость.
Но то была последняя толика.
Сохранённая в зубе мудрости капелька оргона, которую раскусывают в последний момент, чтобы достало воли улыбнуться в лицо врагу.
Серемет лагай. Серемет лагай. Серемет лагай.
Нинсон не знал, как именно ему предстоит захлопнуть Мактуб.
Но он чувствовал, что дочитал свою книгу. Пора уходить.
Кто приоткроет ему тринадцатую дверь? Лихорадка? Заражение? Кровопотеря? Просто боль? Или у него хватит сил дождаться завтрашних пыток?
Он бы хотел, чтобы всё закончилось здесь. В одиночестве и темноте.
Тогда перестанет так болеть истерзанное тело. И тогда его проводит Уголёк.
Янтарные глаза блестели в темноте, несмотря на то, что на них не падал свет. Илька умывался. Ждал, когда Великан позовёт его.
И Великан ждал, что ему дадут отдохнуть.
Дадут выбрать другую игру.
С этой, похоже, всё.
Серемет лагай.
...Уголёк, идём.
3 Темница — Личная Тульпа
Ингвар встрепенулся от оглушительного вороньего грая.
Плечо горело. Губы запеклись. Невыносимо хотелось пить.
Низкий потусторонний гул наполнял темницу, разгоняя боль и сон.
Дробный, но в то же время сплошной звук.
Триста ворон расселись по бортику колодца и по команде принялись каркать.
Шебуршение у двери. Ключ поворачивается.
Взволнованный Уголёк мечется крысой.
В темноте две огненных искры — глазки.
Ингвар медленно поднялся, едва не скуля от боли, и всё же охнув, когда хрустнуло колено. Раз за ним пришли, пусть застанут с прямой спиной, а не скрючившегося. Ещё, чего доброго, решат, что он забился в угол.