– Но зачем? – не выдержала Вероника. – Какой смысл это скрывать?
– Экспериментальный город, – усмехнулся Тим. – Зона нужна федеральным властям, чтобы всегда иметь пример успешной реализации теории Флетчера. Поэтому они будут закрывать глаза на то, что здесь повсеместно нарушаются права человека.
– Какие права?
Тим внезапно подался вперед – в сумраке блеснули очки:
– Нельзя запрещать отношения между людьми. Любые. Все, что запрещает людям быть друг с другом – зло. Все, что перекладывает вину предыдущих поколений на новые – зло. Все, что называет одних людей хуже других – зло. Впрочем, именно поэтому федеральные власти не очень рвутся менять что-то в Зоне, – Тим замолчал, резко оборвав фразу. Вероника нахмурилась и спросила:
– Почему?
Он ответил не сразу, а когда заговорил, голос звучал сухо, чуть раздраженно.
– Не все считают «чистых» полноценными людьми. За пределами Зоны.
Вероника смотрела, как отраженная в стеклах очков закатная полоса медленно гаснет, тонет в море бархатной темноты и бриллиантовых капель огней. За спиной Тима подтеки кетчупа и чая, заключенные в цивильную раму багета, казались слишком темными, слишком страшными на фоне мертвенно-бледной стены.
– Ты говорил больше восьми слов за раз, – замечает Вероника спокойно.
Не увидела – услышала, как он усмехнулся. В комнате было уже слишком темно.
– Так бывает. Если удается разговориться. О том, что меня волнует.
– Ты пишешь обо всем этом?
– Да.
– И из-за этого тебе угрожает опасность?
– Да.
Вероника помолчала – и вдруг спросила:
– А кто такая Мадлен?
– Моя бывшая жена.
– Это про нее ты говорил тогда в группе?
Может быть, Тим кивнул, может быть, ничего не ответил. Было слишком темно, чтобы Вероника могла рассмотреть.
Она думала о том, что вот сейчас нужно подняться на ноги, собраться и уйти. Вернуться на правильный маршрут, в Зону, домой к Софи, черным очкам, белым тихим стенам их квартиры…
– Хочешь остаться переночевать? – вдруг бросает Тим – и Вероника вскидывает голову, чтобы успеть поймать эти слова. Не потому, что они хрупкие – потому что сейчас она сама может разбиться.
Может быть, он заметил это. Хотя в комнате и было слишком темно.
|8|
Вероника сидит на остановке – каждые полторы минуты с тихим жужжанием подъезжает трамвай, двери раскрываются, на платформу выходят люди в очках и быстро идут к турникетам. Негромкий писк – браслеты оповещают о списании оплаты за проезд. Вздыхают, закрываясь, двери. Трамвай уезжает. Тишина.
Час назад Вероника преодолела точку невозврата – рабочий день начался, а она так и не поехала в офис. Цифры на табло в конце платформы менялись, отсчитывая время, и с каждой новой минутой Вероника будто все сильнее прирастала к прохладному камню скамейки. На экране смартфона высвечивалось напоминание, бьющее по глазам настойчивым белым прямоугольником – «37 не отвеченных вызовов». И, чуть ниже, следующее – «53 новых сообщения».