— Войдите, — услышал он приглушенный голос и схватился за дверную ручку.
Алина сидела за столом. Увидев Даниила, она поначалу немало удивилась. Хотела было что-то сказать, но промолчала. Ее губы изогнулись в улыбке, легкой, приветливой.
— Какой сюрприз, — сказала она.
Даниил знал, что ее глаза не могут лгать. Она искренне рада, что они вдвоем. Одним щелчком дверного замка можно отгородиться ото всех и вся. Просто отдаться чувству. Без остатка.
Он уже пожалел о том, что выпил прямо перед встречей. Знал, что от него теперь разит алкоголем за километр. А она ведь все ближе и ближе. Чувствует его дыхание. Может, ей все равно? Может, она, в отличие от Ольги, примет его таким, какой он есть на самом деле?
Даниил сделал шаг вперед, так, что оказался прямо перед ней. Она отвела взгляд в сторону. Сомневается? Но почему?
— Мы оба пожалеем об этом, — сказала она и посмотрела Даниилу прямо в глаза.
Он обнял ее, притянул к себе.
— Я устал сожалеть и ничего не делать, — сказал Даниил и поцеловал Алину.
Ее сладкие губы. Запах ее волос. И солнце, пронизывающее пространство кабинета тонкими лучами. Даниилу подумалось, что он оказался где-то далеко. Там, где уже был однажды, но с годами позабыл дорогу. Возвращение было приятным.
Даниил собирал вещи. За окном лил дождь. В августе 86-го на семидесятой параллели он лил слишком часто.
Старый чемодан был забит под самые края, и размером своим он был чуть ли не больше самого Даниила. Комната опустела — в ней тяжело было находиться, и удушающее чувство тревоги настигало каждую новую минуту, отсчитанную часами на стене. Время неизбежно бежало вперед, и мольба Даниила, скромная и наивная, по-прежнему не доносилась до небес. Он не мог остаться с Алиной. Он должен был лететь на другой конец страны с матерью. Истеричной и порою жестокой, но все же матерью.
— Я пройдусь, — сказал он в пустоту и в ответ не услышал ничего, кроме скрипа открытой форточки, через которую сочился в квартиру холодный, сырой воздух улицы.
Закинув на плечо сумку, он вышел из квартиры, спустился по лестнице. Он блуждал по улицам в одиночестве. Не потому, что с ним никто не хотел видеться, нет. Просто бывает такое состояние у человека, когда ему нужно покопаться в самом себе. Даниил делал на этом поприще далеко не первые шаги, но был еще слишком молод и неопытен, оттого воспринимал все с пресловутым юношеским максимализмом.
Жизнь закончена. Впереди — туманное будущее, холодные скалы. Взгляд, пустой, отстраненный, гулял по окнам домов. В них горел чужой свет. Все же, в этом мире, в этой стране, провозглашающей единство взглядов и целей, все по-своему одиноки. Такова, вероятно, человеческая сущность. Одиночество у каждого свое.