В зале повисла звенящая тишина. Такой смелости в столице на балах-маскарадах еще не видели!
Паралич, в который погрузился и Лапочкин, прервал мучительный мужской вопль:
— Эльза!
Лапочкин вздрогнул и открыл в изумлении рот. Прямо к сцене, не разбирая дороги, мчался стажер журнала «Флирт». Неведомая сила придала Шалопаеву прыти, и он одним скачком взлетел на сцену.
Однако испуганные красавицы уже исчезли за кулисами, и юнец в растерянности вертелся на месте. Так и не решившись, за какой из красавиц бежать, он обернулся к залу.
— Самсон! Сынок! Дитятко! — раздался еще один пронзительный крик.
Лапочкин проследил источник звука. Кричал пьяненький господин, сосед Эдмунда Федоровича Либида. Дородный господин силился привстать с кресла, но безуспешно. Пока Лапочкин пялился на крикуна, он не заметил, как на сцене оказались рыцарь и звездочет. Фалалей Черепанов и Гаврила Мурин схватили юнца за руки. Но тот вырывался и рыскал глазами по залу.
— Батюшка! Папенька! Где вы?
— Занавес! — закричали из ложи жюри. — Занавес!
Над головами стоящих на сцене флиртовцев послышался металлический скрежет, бархатное полотнище дернулось, но осталось на месте. Журналисты, с ужасом глядя вверх, съежились. Но тут заскрежетало где-то внизу — и все трое провалились в разверстую крышку люка.
В ожидании Ольги Леонардовны Май сотрудники «Флирта» томились по своим излюбленным уголкам. Тишину в редакционной комнате нарушал только художественный свист Лиркина: заложив за спину руки, музыкальный обозреватель вызывающее фланировал от окна к печке, не обращая внимания на хмурые лица сослуживцев. От дверей своего закутка за его передвижениями с состраданием следила блеклая машинистка Ася. Тучный обозреватель мод дон Мигель Элегантес подпирал печку, лицо его осунулось, и смотрел он в потолок.
Аля Крынкина рассматривала вместе с театральным обозревателем Модестом Синеоковым французский журнал.
Репортер Гаврила Мурин устроился около заместителя редактора Антона Треклесова. Репортер держал в руках блокнот, исчерканный цифрами, и зорко смотрел за пальцами Антона Викторовича, ловко и бесшумно двигающими костяшки счетов.
На подоконнике примостился переводчик Иван Платонов и, как всегда, что-то строчил на листе, водруженном на коленку. Возле другого окна, на стуле, сидел, обхватив голову ладонями, стажер Самсон Шалопаев.
Часы начали мелодичный перезвон, предшествующий бою, и тут послышались быстрые шаги и в комнату ворвался осыпанный снегом фельетонист Черепанов.
— Привет честной компании! — воскликнул он. — Эй, Данила, старый черт, где ты? Прими шубу!