Теперь, кода стажер вспоминал свою возлюбленную, перед его мысленным взором чаще являлась не та задорная молодая дама в модных, но строгих одеждах, какой он знал ее в Казани, а Эльза, запечатленная на фотографии Лернера: с распущенными волосами, с венком роз на кудрявой голове, в легкой тунике, с обнаженными плечами и руками, томные глаза, застенчивая улыбка…
Журналисты вышли из редакции на улицу и двинулись к Невскому. Стажер не раскрывал рта, а его наставник болтал неумолчно. Если при подготовке номера о падших мужчинах память фельетониста и пострадала от неожиданного нападения поручика, если прыткий журналист и попал в дом скорби, где его первым делом обрили, язык у него и после всех приключений остался без костей.
— Скажу тебе по секрету, Самсоша, — говорил Фалалей, резко переставляя длинные ноги в разношенных калошах, — два дня тебя не видел, а уже соскучился. Ты, верно, думаешь, я под матушкиным крылом отогревался? Синяки залечивал? Кстати, почти сошли, глаз уже открывается… Видишь?
— Сошли. Почти не заметны, — поддакнул Самсон.
— Да ладно, чего там синяки пережевывать. Я тебе другое скажу. Вчера побывал я в одном вертепце… Ах, черт, наверно, тебе рано еще… Но все равно, жизнь надо знать в лицо. Так там актриски с писателями кутили. С самим Блоком пил! Чуешь? Жены его, правда, не было, хотя и она тоже актриса. Но мне не нравится. А еще Куприн был, ну, это наш брат, алкоголик. Ну, а Андреев меня совсем разжалобил. Представляешь, мужчина красивый, демонический, знойный, а так накушался, что плакал горючими слезами. Представляешь, обнимает меня и плачет. Дескать, я, Леонид Андреев, и почему у Блока такие красивые любовницы, а я — как сирота казанская? И, веришь ли, брат Самсон, так я расчувствовался, что поклялся ему: утрем мы с ним нос Блоку, такую мамзель найдем, что Блок от зависти лопнет. Утром-то сегодня я опомнился, да уже поздно! Ведь я обещал через три дня там же триумфальный ужин для Андреева! Теперь ты понимаешь, как мне повезло: окручу на конкурсе красоты лучшую, и дело в шляпе. Поможешь?
— А как? — Самсон выдохнул облачко пара в серую сырость, казалось, никогда не покидавшую столичные улицы.
— Ну, это просто! Как же ты не понимаешь? Мы с тобой работаем на пару! Я-то рылом не вышел. — Фалалей оскалился, обнажив короткие, редкие зубы. — Сам видишь, а на тебя женский пол клюет, что-то в тебе есть. Будешь наживкой. Согласен?
— Фалалей, — Самсон даже остановился. — Я вряд ли смогу тебе помочь. Я сам в ужасном положении.
— Что случилось? — мгновенно посерьезнел фельетонист, и, дернув напарника за рукав, неведомо куда заспешил по посыпанному песочком тротуару. — Рассказывай. Требую, как брат брату говори всю подноготную. Решим все проблемы.