— Еще думаю, — фельетонист почесал бритый затылок, — ждать Самсона или нет? Ведь Майша не сказала, должен ли я продолжать его обучать.
— А раз не сказала, значит, не должен, — буркнул Мурыч, — так что беги бегом к своим красоткам.
— А что делать мне? — рядом с Фалалеем возник Братыкин. — Красоток снимать или к ветеринару тащиться?
— Вы, кажется, хотели драться на дуэли с господином Муриным, — хихикнул Фалалей. — Забыли?
— А? Что? — фотограф смотрел на фельетониста невидящим взором. — Меня одна мысль мучает. О «Бомбее», проходил мимо сегодня… Хотел с Майшей посоветоваться, а теперь…
— А теперь, брат, она любезничает с нашим красавчиком, он не тебе чета, — Фалалей хлопнул по плечу Братыкина. — Пошли выпьем. Мурыч, по чарке пропустим за мировую.
— Слушай, Фалалей, хоть ты нас не насилуй, — огрызнулся Мурин, — у меня дел невпроворот.
— Кстати, насчет насилия, — обрадовался фельетонист, — вспомнил замечательный анекдот. Сын спрашивает у отца: «Папа, а может ли бегущий мужчина изнасиловать бегущую женщину»? Отец отвечает: «Нет, сынок, женщина с поднятой юбкой бежит быстрее, чем мужчина со спущенными штанами».
Мурыч и Братыкин, уже в дверях, рассмеялись, а Фалалей, воспользовавшись занятостью конторщика Данилы, препиравшегося с обозревателями, отправился в буфетную, где квартировал подопечный стажер, и в ожидании Самсона приложился к графинчику с водкой. Закуски в буфете он не обнаружил, но успел пропустить еще рюмочку, прежде чем на пороге появился Шалопаев.
— Ну, брат, наконец-то, — затарахтел наставник, — одевайся быстрее и пошли на свободу. Чем тебя Майша так озадачила? На тебе лица нет! Неужели раскопала какое-нибудь конфиденциальное преступление по страсти? Выкладывай, от друга таиться нечего! Ты же знаешь: я могила! Меня любопытство снедает!
Самсон торопливо одевался, пропуская град вопросов мимо ушей.
— Или ты страдаешь по своей красавице? — озираясь на дверь, Фалалей снова приложился к графинчику. — Или уже забыл ее? Как ее зовут? Из памяти выскочило! Видно, когда тот поручик звезданул меня по лбу пистолетом, потеря памяти случилась…
Стажер нахмурился, но промолчал. Он уже сто раз пожалел, что когда-то проболтался другу-пустобреху о своей драгоценной Эльзе. Теперь он искренне надеялся, что Фалалей действительно забыл имя женщины, Эльзы Куприянской, вернее, Эльзы Шалопаевой, на поиски которой он, Самсон, и приехал в столицу из Казани, а совсем не для того, чтобы поступить в университет, как считали родители. Юноша досадовал на себя, что позавчера, в субботу, когда Мурин зазвал его в баню, слишком много рассказал репортеру, хоть тот не болтун, не будет трезвонить по всему Петербургу об Эльзе, под именем Жозефины де Пейрак побывавшей в фотоателье Лернера… Досадовал Самсон на себя, но и оправдывался: невозможно без помощи опытных людей распутать историю с исчезновением после тайного венчания возлюбленной супруги. Самому — провинциалу-чужаку в неизвестном городе — следов не найти. Даже за хвостик ниточки не ухватить… А Мурыч посочувствовал. И на том ему спасибо.