— Может быть, они брак построили на европейский лад, — многозначительно подмигнул специалист по изменам, увлекая друга к чугунным воротам, и дальше вдоль улицы.
— Как это?
— Ну, брат, это очень просто: договорились иметь не только семейную жизнь, но и личную. Понимаешь? Может, и она тем же грешит.
— Да, — ошарашено припомнил стажер, — ведь сам дон Мигель на прошлой неделе мне говорил, что следит за женой, да и своих похождений не скрывал. Он-то, наверное, ревнует.
— Если б ревновал, не спускал бы с жены глаз, — возразил фельетонист, — а так она сама себе предоставлена. Гуляй, не хочу.
— Если б мой батюшка ночевать домой не пришел, матушка весь день плакала бы, — заявил Самсон.
— А что, бывало такое?
— Нет. Никогда, — решительно запротестовал любящий сын, — приходил, конечно, поздно, под утро… Ну, если в карты с друзьями заиграется…
— Знаю я эти карты, — захохотал наставник, — за каждой бубновая или червовая дама скрывается… Аппетитненькая и шаловливая…
— Фалалей, — в голосе стажера послышались укоризна и искреннее негодование.
— Да не тушуйся, братец, я же по дружбе вслух размышляю. Ясно? Что будем делать?
— Ума не приложу.
Самсон действительно не знал, куда они неслись вприпрыжку по незнакомой для него улице. Новенькие, высоченные дома, поблескивавшие цветными глазурованными кирпичами, вкрапленными в ноздреватую штукатурку, мирно соседствовали с деревянными домишками с мезонинами, садами и палисадниками, где под снежными одеяниями стыли деревья и тонули в сугробах кусты. Вдали, в перспективе, прямо перед ними в белесое зимнее небо возносился шпиль Петропавловской крепости.
— Что ты глазами стреляешь туда-сюда? — удивился фельетонист. — Можешь не бояться. Голову даю на отсечение: если твой батюшка и приехал, то сейчас где-нибудь наслаждается свободой, в ресторане или в борделе. Вряд ли по улицам разгуливает в такой мороз.
— Действительно, холодно, — Шалопаев поежился, не столько от мороза, сколько от тревожных предчувствий. — А вдруг он уже в редакции, беседует с госпожой Май?
— Тогда еще лучше, — многоопытный Фалалей внезапно повеселел, — уж она-то его окрутит быстро. Не удивлюсь, если он сегодня уже будет ночевать под одной с тобой крышей, но не в буфетной, а в будуаре. Твой батюшка как, симпатичный?
— Вообще-то, говорят, мы с ним похожи… А мне кажется, что он чем-то напоминает господина Либида: такой же вальяжный, барственный, чуть тучноватый…
— Ну, брат, дело швах, — Фалалей присвистнул и остановился. — Тогда у него нет шансов избежать чар нашей Майши… Эй, извозчик!
Журналисты уселись под суконную полость, и Фалалей яростно закопошился под ней, с удивительной энергией топая ногами и охлопывая руками ноги и грудь.