Лев Милеевич перевел взгляд на табурет и узрел там бесформенный темный комок. Двумя пальцами он взялся за край тряпки и встряхнул ее перед собой — оттаявший лед блестящими каплями разлетелся вокруг. А еще через миг Лапочкин уже обеими руками держал на весу чьи-то весьма внушительные брюки, мокрые и изжамканные. Превозмогая омерзение, он засунул руку в правый карман и достал оттуда плоскую пластинку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это сложенный вчетверо лист бумаги. Бросив штаны на табурет, Лапочкин осторожно развернул бумагу — буквы хотя и расплылись, но превосходно читались.
— Что там? — не утерпел Чудин.
— Ничего особенного, — ответил помощник следователя, поворачиваясь так, чтобы нежелательный свидетель не мог прочитать. — Возьму на экспертизу. И штаны тоже упакуйте. Через час заберу. А пока было бы невежливо оставлять даму надолго одну.
Лапочкин не договорил главного: ему не терпелось отведать студня с хреном и положить в рот ломтик селедки. Тем более что теперь у него в руках было вещественное доказательство, по которому можно определить сообщника Сыромясова.
Ведь это сообщник ему писал: «Если желаешь убедиться в измене того, кто дорог тебе, после полуночи будь у “Бомбея”».
Фалалей Черепанов нисколько не сомневался, что его юный подопечный, пользующийся такой чрезвычайной популярностью у женщин, в костеле не задержится. Не сомневался он и в том, что Самсон Шалопаев не сможет отказать Мими в просьбе проводить ее до дому. А доведя мадемуазель до дома, где она квартирует, не сможет отказаться от предложенной чашки чаю — уж он-то, Фалалей, прекрасно видел, как эти голубки стреляли глазами в его присутствии, как желали остаться наедине!
Хотя господин Черепанов и являлся ревнителем супружеской верности и беспорядочных половых контактов не одобрял, в данном конкретном случае он стажера не осуждал. Во-первых, молод, не способен еще устоять перед энергетикой взрослых женщин, которые прямо-таки его гипнотизируют. Во-вторых, оба не связаны таинством церковного брака, а значит, речи об измене кому-нибудь и не идет. А в третьих, считал Фалалей, Самсону полезно пополнить свой багаж интимных познаний — все-таки он в журнале «Флирт» служит…
Теперь фельетонист, глядя вслед удаляющейся парочке и щуря глаза от мелкого снега, прикидывал, чем ему занять вечер. Разумеется, неплохо бы набрать материален о госпоже Матвеевой и госпоже Куприянской. Но с кого начать? О том, в каком театре служит неизвестная госпожа Куприянская — несомненно, это ее псевдоним, — можно узнать в дирекции Императорских театров. Но присутственный день там уже завершен, кроме того, возможно, она служит и не в Императорском театре, а в каком-нибудь захудалом, модернистском. Ныне их развелось множество! Спросить у театрального обозревателя Синеокова в буфете синема? Но это чревато скандалом: Модест раскричится, что за ним следят и вмешиваются в его личную и творческую жизнь. Если фамилия Куприянская — сценический псевдоним, то и в адресный стол полиции без знания ее настоящей фамилии обращаться бесполезно.