Но Тернов не смог правильно истолковать слезы подруги: ему и в голову не приходило, что изменница и лицемерка плакала от несправедливых оскорблений. Он считал, что вызвал в ее душе слезы раскаяния.
И он бросился на колени перед диваном.
Как распрямившаяся пружина, Лялечка вскочила на ноги и вжалась в стену, испуганно сложив руки на груди.
— Не подходи ко мне! — рыдала она. — Умоляю! Я ни в чем не виновата.
— Я все прощу, — рыдал уже и сам ревнивец, — только скажи, как ты могла? Как ты так низко пала, что спуталась с таким ничтожеством, с бумагомаракой? И это за моей спиной, неблагодарная? Я убью тебя! Признавайся!
— О Господи, спаси и помилуй! — Лялечка завизжала, увидев, что любовник поднимается с колен и в поисках орудия убийства обводит комнату мутным взором. — Не надо, не убивай меня! Я все расскажу! Я во всем признаюсь!
Будто ледяным душем окатило следователя Казанской части. Он вмиг ощутил себя старым и разбитым рогоносцем. Взор его прояснился. Он упал в кресло и подал рукой знак, чтобы его неблагодарная пассия успокоилась и села.
Несколько минут тягостное молчание нарушали только всхлипывания актрисы. По щекам ее катились настоящие слезы, прокладывая дорожки: светлые по густым теням в полукружии глаз, темные — по выбеленной белой пудрой коже. Наконец она простерла руки к любовнику и заговорила глубоким контральто:
— Друг мой, я виновата перед вами и прошу у вас прощения.
— Бог простит, — устало откликнулся Тернов.
— Думаю, этот журналист приходил ко мне, — осторожно сказала она уже обычным голосом и, увидев тяжелый взор любовника, блеснувший из-под насупленных бровей, поспешно добавила: — хотя я его не знаю, Богом клянусь.
— Я жду разъяснений, — зловеще напомнил ревнивец.
— Я боялась тебе говорить, Павлуша, — Лялечка попробовала сократить дистанцию, — я боялась, ты меня не поймешь, осудишь меня и вообще запретишь мне. А ведь ничего в этом предосудительного нет. Если, конечно, хорошенько поразмыслить.
— Не понял, — Тернов мотнул головой. — В чем нет предосудительного?
— Ну, в конкурсе, — Лялечка через силу улыбнулась. — Ты только не сердись. Ты ведь знаешь, послезавтра в Благородном собрании конкурс красоты. И я буду в нем участвовать. Видимо, пресса пронюхала и прибежала.
Тернов, бледный как мел, машинально поднялся с кресла и, подобно Командору, железными шагами двинулся к подруге.
— Что ты сказала? — в бессильной ярости прошептал он. — Какой конкурс? Ты — на конкурсе?
— Павлуша, не горячись, прошу тебя, — Лялечка спрыгнула с дивана и на всякий случай приготовилась ретироваться. — Выслушай меня. Вот видишь, я так и знала, так и знала, ты меня не поймешь.