Механические птицы не поют (Баюн) - страница 219


Сначала я понял только что мальчик на эшафоте был из дворян — его лицо было закрыто маской, а экзекуцию проводили не раздевая приговоренного. Потом я увидел, что юноша довольно субтилен и у него слипшиеся от крови русые волосы.

Самообладание отказывает мне удивительно часто в последнее время. Я не ожидал от себя такого поступка, но в тот момент мною двигала только постыдная смесь ужаса и ярости.

Судя по тому, что экзекуция не ограничилась несколькими ударами, проступок был по-настоящему серьезным. Но мне было плевать. В тот момент я ни о чем не думал, только о том, что мой глупый брат все-таки заработал свой эшафот, что мне придется зашивать ему исполосованную спину, а еще о том, в какую сумму обойдется счету Говардов убийство палача.

Потому что никто и не при каких обстоятельствах не смеет


Не помню, как мне удалось прорваться на эшафот, кажется, меня никто и не пытался остановить. Я оттолкнул палача, когда он замахивался плетью. Он не успел остановить замах, и удар, пусть и сбитый, обжег даже сквозь пальто.


Хвала Спящему, этот недоумок не успел остановить руку!


Я разрядил в него весь барабан. Конечно, это не было необходимостью, я мог попасть ему между глаз даже с того места, где стоял изначально. Но этот удар считался нападением на аристократа, а значит, немедленно передавал этого человека в полное мое распоряжение. А человек, который только что истязал моего брата заслуживал гораздо худшей участи.


Я сорвал маску с прикованного к столбу и едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Это не Уолтер, это младший сын Монтгомери, кажется, Джеймс. Позже я узнал, что он тайно встречался с Анной Стэнхоул, которая была помолвлена с Арнольдом Блаунтом. Конечно, с его стороны это была несусветная глупость. Мало того, что Джеймс был младшим из пяти сыновей Монтгомери, а Анна — старшей дочерью и единственным ребенком в семье, так еще и мистер Блаунт всегда отличался вспыльчивым характером, жестокостью и знанием законов. И поддержкой Колыбели Серой — еще бы, род Блаунтов ежегодно жертвовал стоимость своего поместья.


Для Джеймса в этот раз все закончилось. Я забрал его, пришлось отдать свое пальто — его рубашка, конечно, превратилась в лохмотья.


Я боялся, что Кэт испугается. Что ее оттолкнет убийство палача, но к моему удивлению она ничего мне не сказала до самого поместья Монтгомери, куда разумеется пришлось заехать. Она напоила Джеймса опиумными каплями, говорила ему какие-то утешающие глупости, а потом даже осмотрела его спину и сказала, что шить придется совсем немного.


К чести юноши нужно сказать, что он держался крайне достойно, хотя я видел, что каждая кочка, на которой подскакивает экипаж, причиняет ему неимоверные страдания. Наконец, он потерял сознание, и я был рад этому — по крайней мере, на какое-то время он перестал мучиться.