— Погоди-ка, — опять перебил Эльвэнильдо. — Эти ребята, протестанты, они меня еще вот что спрашивали: как можно рисовать Бога, если Бога никто не видел?
— Кто это им сказал, что Бога никто не видел? — изумился Лаврентий. — Разве Христа никто не видел? Они что, Писание не читали? Странные люди… Слушай дальше про иконописцев. Когда их не стало, иконы начали рисовать простые монахи. Они читали «подлинники» — вот как ты — и изображали Господа и святых в меру своего умения, неискусно, но с благочестием. И надписывали святые имена. И вот эти неумелые изображения с надписанием — они тоже иконы.
— А умелые, но без надписания — не иконы? — уточнил Харузин.
Лаврентий кивнул и добавил:
— Благоговение нужно… Я видел одну икону, очень старую, с ней произошел удивительный случай. Ее создал отшельник, который не умел писать. Он просто молился и водил кистью, а икона получилась дивной красоты.
— Как это? — не понял Эльвэнильдо.
— Благочестивому изографу помогают ангелы, — сказал Лаврентий.
— Изографу? — не понял Эльвэнильдо.
— Иконописцу, — пояснил Лаврентий. — Я тебе потом расскажу, погоди-ка… Что-то совсем плох наш боярин.
* * *
Андрей Палицкий действительно все не шел на поправку. Когда засыпал, видел перед собой все одно и то же — Казань, синее небо, речные просторы, знамена посреди неба, пыль, поднятая от упавших камней…
Прибыв к Казани, велел царь Иоанн ставить церкви полотняные — походные, шатровые — архистратига Михаила, Екатерины — мученицы Христовой и Преподобного Сергия Радонежского, благословившего победу русского воинства. А после вокруг церквей разбили и шатры для всего войска. Наутро двинулись к самой Казани — ставить «туры» вдоль реки Казанки. Стрельцы тем временем на другой стороне выкопали рвы, чтобы татарам из осажденного города было не выбраться.
Там и закипел бой, который длился до самого вечера, когда внезапно над Казанью разразилась страшная буря. Шатры сорвало с места и унесло в реку, а корабли, стоявшие на Волге со всеми припасами для царского воинства, разметало и многие пошли ко дну. Настроение у русских воинов сделалось мрачным. Иоанн отправил в Свияжск за новым провиантом и одновременно послал гонца в Москву — на свияжских запасах долго армии не продержаться.
— Потщитеся единодушно пострадати за благочестие, и на святые церкви, и за нашу веру православную, призывающе милосердного Бога на помощь, и, не сумняся ничтоже, за единородную нашу братию православных христиан, иже в плени сущии от многих лет, зле страждут от безбожных казанцов… — бормотал в бреду Андрей Палицкий, и видел не спокойные палаты новгородского дома, но бесконечные лица воинов русских, обветренные, сгоревшие на солнце, мокрые от дождей и слез, запыленные, в шрамах. Многих товарищей потерял он под Казанью, и все они сейчас стояли перед ним, словно ожидая — когда и боярин Андрей присоединится к ним на том свете.