Мими вздрогнула. Теперь быстро: письмо — в тетрадь, тетрадь — в сундучок, захлопнуть крышку, поднять молитвенник, сесть на жесткий стул с прямой спинкой у маленького письменного стола и замереть. Только сердце сильно бьется.
Однако никто не вошел. Размеренный, как звук метронома, голос сестры Луизы затих в другом конце коридора. Недавнее раздражение сменилось обидой: она никому не нужна, никому, даже злой сестре Луизе! Мими подняла лицо, чтобы не пролились выступившие слезы, потом встала и подошла к раскрытому узкому окну.
Из окна были видны быстрые ласточки, которые летали вместе с уже подросшими птенцами, готовя их к дальнему перелету на юг, аккуратные, мощеные камнем дорожки между лужайками, обрамленными невысокими кустами бульденежа. Мими гораздо больше привлекали свободные ласточки: уж они-то ни за что добровольно не выбрали бы скучную монотонную жизнь в монастыре. А бульденежи ей и цветущие не нравились, у них совсем не было аромата.
Солнце уже миновало зенит. Мими немного оживилась: скоро его лучи зажгут зеленым светом листья плюща, наползающие на оконную раму, протянутся через комнату и упадут на маленькую подушку, которую, несмотря на поджатые губы сестры Луизы, разрешила оставить мать Эмилия, когда Мими привезли в монастырь. От солнечных лучей засверкает яркими красками вышитая шелком и золотыми нитками жар-птица и посмотрит на Мими веселым бисерным глазом. Эту подушку вышивала мама, а когда закончила, почему-то грустно сказала в ответ на восторженно-почтительное аханье мадмуазель Клементины: «Красивая, но никуда не улетит из своей золотой клетки».
Мими очень любит эту подушечку и, прибегая с занятий привести себя в порядок перед обедом, и потом, после обеда, она переглядывается с жар-птицей, сияющей в солнечном свете… Сейчас она подошла к кровати, прилегла, прижалась к маминой жар-птице щекой и вспомнила день, после которого жизнь в доме стала меняться, а потом все кончилось ее приездом сюда.
Тот день начинался очень хорошо. На улице было прохладно и пасмурно, и было решено, что не стоит выходить на прогулку, можно играть не в детской, а в большой гостиной. Они собрались все вместе: мадмуазель Клементина, малыш Анри, Мими, попугай Рокфор в своей клетке и кот Дженкинс. Пришла мама и тоже захотела поиграть в волан, только осторожно, чтобы не сбить с каминной полки фарфоровые безделушки. Все и старались играть осторожно, и от этого еще больше развеселились: Анри старался перехватить волан, Дженкинс, у которого глаза стали совсем черными от азарта, носился за ним следом, Рокфор что-то гортанно кричал на непонятном языке, смеялся то женским, то мужским смехом и хлопал крыльями на своей жердочке, и даже мадмуазель тоже стала смеяться.