Дениз теперь почти каждый вечер, проглотив наскоро ужин, бежала на берег, туда, где ее ждал Клод. Люси не могла надивиться на ее энергию — откуда только взялось? Еще неделю назад Дениз еле волочила ноги между рядами натянутой проволоки и с тоской в глазах смотрела на тяжелые синие и зеленые гроздья, а теперь только что не летает. Румянец на щеках, чертики прыгают под ресницами, напевает что-то задорное себе под нос. «Что с тобой, подружка? Уж не влюбилась ли?» Дениз только весело отмахивалась: «Может, и влюбилась. А в кого — не скажу».
Клод обычно приходил на берег первым, и когда туда, запыхавшись, являлась Дениз, уже стоял перед мольбертом и аккуратно подчищал слой краски на холсте. Впрочем, при виде Дениз он немедленно бросал заниматься подчисткой и принимался строить экспозицию. Просил Дениз встать вон там, нет, не там, левее, ближе к осинке, не надо к осинке, листва тень на лицо будет бросать, лучше присесть на пенек. А если встать? Встать плохо, сидите дальше. Встаньте, встаньте, глаза на море, еще немного голову повернуть, да-да, вот так, так и держите. И не шевелиться!!
Дениз послушно исполняла команды, вставала, садилась, приподнималась на цыпочки, наклонялась, приседала, только что на деревья не залезала. И подолгу проводила время в неподвижности, только краем глаза позволяя себе посматривать на своего мучителя. Но Клод, найдя устраивающую его позу, как будто переставал замечать ее. Он, резко вскидывая голову, вбирал глазами море, садящееся солнце, играющую дорожку на волне, вбирал в себя, словно пропуская их сквозь одинокую фигурку на берегу, и опять утыкался в мольберт.
Погода стояла просто отвратительная — ни разу не пошел нежданный дождик, не случилось грозы или шквала. Вредный дождь собирался заранее, предупреждал о себе небольшим ветерком, темными облачками, сыростью. У них всегда было время свернуть Клодовы припасы и сухими уйти с берега. Клод как будто забыл об их объятиях, о том, как он грел ладонями ее озябшие мокрые плечи. В эти часы он словно переставал быть мужчиной, оставаясь только художником. Всего лишь художником.
Так прошло больше двух недель. Дениз с ужасом видела приближающийся конец. Все меньше оставалось неубранных рядков, управляющий успокоился и перестал погонять работниц, даже Жак меньше приставал к девушкам, а больше черкал у себя в блокнотике — наверное, высчитывал, сколько ему придется по ведомости.
Наконец девушкам объявили, что все, красавицы, работа окончена, завтра еще полдня и шабаш: после обеда всем расчет, получайте свои капиталы — и до следующей осени.